10
Пробыв некоторое время в магазине, я пошел домой; встретив Сашу, идущего в магазин, я все же не вернулся. Дома даже не мог попасть в квартиру, которую зять захлопнул, оставив внутри ключ. После обеда хотели идти к Ивановым, я из дому, В<альтер> Ф<едорович> после свиданья, но пришедший к обеду Бакст передал, что Дягилев просил В<альтера> Ф<едоровича> прийти в Таврический. У Ивановых было тихо, прохладно, высоко, «не от мира сего», все ненависти и любви, вся игра чувств в каком-то безвоздушном пространстве. Они были очень, очень милы, добры, ласковы, но чувствовалась некоторая отдаленность; просили опять дневника, не знаю теперь, не еще ли это невозможно; хотя я не боюсь огласки, но многого они могут не переварить. В Таврическом был уже Дягилев с господином (т<ак> наз<ываемым> Стасей) и кадетом Чичинадзе. Недалеко от меня сидели 2 тапетки [Жаргонное название пассивного гомосексуалиста (от франц. «tapette» - колотушка).] , еврейчик в котелке и в черных перчатках и повыше, в соломенной шляпе, несколько чухонского типа, с узенькими блестящими и томными глазами, который все посматривал на меня. Пришел Нувель, потом Бакст; «хаки» не было, и Дягилев уехал с Чичинадзе. Вячеслав придет ко мне с В<альтером> Ф<едоровичем> в понедельник. Он резонабельный [Рассудительный (от франц. «raisonnable»).] , примерный и буржуазный мальчик, по-видимому. Бакст ничего не понимал и звал нас старыми колотушками без осмысленных движений. Мы стали интриговать 2<-х> тапеток и еще каких-то 2-х гимназистов полухулиганского типа. Еврейчик, думая, что все это относится к нему одному, вышел и пошел за нами; тогда мы взяли извозчика и поехали, посадив Бакста на колени. Погода была, кажется, хорошая. Приехавши домой, я нашел телеграмму от Чичериной, чтобы я приезжал завтра к половине второго. Долго мы еще ели мясо и беседовали с Нувель дружески и легко. Утром был Нурок.
Свободное копирование
