22
Встал не рано, голова несколько кружилась, и не хотелось есть. Утром приходил Степан от Казакова с просьбою дать денег, которых у меня у самого нет. Потом что-то разбирал дома, спал, пил чай, смотрел в окна на улицу и во двор, где в противоположной квартире Алексей что-то поправлял; он красивый, Алексей. Приехал Сережа, я стал одеваться, как приехал Нувель, он не стал нас дожидаться, т. к. ехал с вещами. Мы тоже поехали; Антон сказал: «Куда-то шампанское повезли» на мой завернутый вермут. Приехали рано, Вяч<еслав> Ив<анович> был еще не одет и будто не в духе. Очень долго ждали Сомова, тревожась, т. к. долгое его отсутствие могло показывать плохое состояние его матери. Но он пришел. Городецкий приехал, когда Гафиз уже начался. Сегодня были отличны в своих костюмах Бакст и Нувель, эффектен Соломон, жесток Аладин, и вообще каждый раз костюмы - новый пир для глаз. Сначала прочитали стихи, потом принялись за мудрость, но дело подвигалось довольно сонно. И я не помню, как уж все стали приходить в гафизское настроение, но я с Корсаром плясали, Ассаргадон лежал распростертый, покрыв лицо голубым газом, и говорил, что он ничего не понимает. Диотима, против обыкновения, путешествовала по всем тюфякам. Городецкий из своего хитона устраивал палатки и смотрел сверху, покровительственно улыбаясь, как благосклонное божество, на обнявшихся внизу. Почему-то под палатку всё попадали Диотима, Апеллес, Аладин и я; потом я лежал, рядом был Петроний, сверху целовал Апеллес, поперек ног возлежал Гиперион и еще где-то (справа, на мне же) Диотима и Аладин. Когда поднимаешь голову вверх, <веселое?> лицо Городецкого, как высокий Ярило на палке. По очереди завязывали глаза и целовали, и тот отгадывал, и были разные поцелуи: сухие и нежные, влажные и кусающие, и furtifs[Тайные, сделанные украдкой (франц.).] . Вяч<еслав> Ив<анович> будет писать роман в прозе «Северный Гафиз». Когда он сказал, что осенью может выйти «Сев<ерный> Г<афиз>», я подумал, что это альманах. Это страшно интересно, неинтересно только, что они, и Сомов, и на время Нувель, собираются в Рим. И хотелось бы быть с ними, и трудно будет без них, ах, как это печально. Впрочем: «как сладок весны приход после долгой зимы, после разлуки - свиданье». 1-я фраза романа: «Принимая слабительное по средам, m-me de Tombelle в эти дни выходила только вечером, и потому я очень удивился, когда, проходя в 2 ч. после обеда мимо ее дома, увидел ее не только в саду, но уже и в туалете».