27 февраля 1995 год.
Танки едут, а на них ковры. Говорят, возят в Моздок, продают.
И в Ингушетию. Там даже рынок есть. Все ворованное покупают.
А тетю Д… и тетю А… поймали в чужом доме на воровстве. Это - наши соседки.
И тетка-чеченка им сказала, что они «сволочи». Они обиделись.
Сказали, все равно сгорит - потому и берут чужие вещи. Соседи грабят, и военные грабят.
Квартиры и дома. Двери открыты из-за снарядов и бомб.
В домах, если не взяли вещи, то расстреляли: телевизоры расстреливают, стиральные машины.
Мы ходим - ищем хлеб. Нигде нет. Мешок с мукой кончился. Еды нет. Я все время голодная, и мама тоже. Наши беженцы чинят стену в своей квартире на третьем этаже. Бегают туда, пока не стреляют.
Был момент, когда русские танки заехали во двор, а мы все вышли. Мы ни разу не ходили в подвал, а тут решили пойти в подвал. Очень стреляли. Но танки заехали во двор, а мы вышли и дверь закрыли.
И мы побежали назад, а дверь закрыта. Танк навел дуло на подъезд. А в подъезде дети, бабушки и тети.
И мы так испугались. Мы стали бить дверь. Она не открывается.
И я закрыла глаза, я решила, что он сейчас выстрелит, и мы все умрем.
Вот сейчас.
Он выстрелил, но промазал.
Не попал по подъезду - попал выше куда-то. Из садов по танку начали стрелять ополченцы и кричать: "Ваня, сдавайся!"
Танк стал пятиться.
У мамы тряслись руки, дверь не открывалась.
А все кричали:
- Лена, скорее! Лена, открывай дверь!
Дверь перекосилась от взрывов.
Потом дверь все же открылась, и все упали в наш коридор. И лежали.
По двору стреляли из танков.
Поля.