В начале 1960 года я был назначен штурманом эскадренного миноносца “Безудержный” проекта 30-бис 188-й бригады эскадренных миноносцев эскадры ЧФ. Наконец-то получил звание капитан-лейтенант. Плавание на “Безудержном” оказалось недолгим. Через некоторое время пришла директива о переводе эсминца в корабль–цель, и его поставили в 13-й завод для снятия орудийных башен и торпедных аппаратов.
Пока корабль стоял в заводе, меня отправили в командировку на крейсер “Куйбышев”, который готовился идти в Албанию. В качестве младшего штурмана крейсера я впервые прошёл Босфор и Дарданеллы и побывал в бухте Влёра. На берег мы не сходили. Отношения с Албанией были испорчены всерьёз и надолго. Впечатление от Босфора было сильным, хотя рассматривать берег, знаменитые дворцы и мечети было некогда. Я следил за поворотными пеленгами и местом крейсера.
После выхода из завода эсминца «Безудержный», мы были заняты интенсивным обеспечением боевой подготовки. Один из выходов оказался связанным с первым полётом человека в космос. В апреле 1961 года мы получили задание следовать в район Туапсе, где нам был нарезан значительный район маневрирования. Может быть, командир был более осведомлён, но мне было приказано следовать туда-то и ходить курсом, параллельным кромке назначенного прямоугольника. На корабле была открыта постоянная радиовахта. И вот радисты начали принимать текст: “Майор Гагарин, майор Гагарин, идёте по расчётной траектории”. Текст доложили на мостик, я был рядом с командиром. Он обрадовался. А через некоторое время по радио прозвучало сообщение о полёте Ю.А. Гагарина. Оказалось, что мы маневрировали в запасном районе возможного приводнения спускаемого аппарата.
Ещё один поход “Безудержного” запомнился по штурманскому казусу, происшедшему во время него. Мы шли в Поти на обеспечение учения Потийской ВМБ. При подходе гирокомпас вышел из меридиана. В базе нам заменили чувствительный элемент, и мы, не дожидаясь прихода гирокомпаса в меридиан (время поджимало) вышли из базы. Задание было несложным. Надо было пройти одним курсом миль 50, а затем лечь на обратный курс. И вот на обратном курсе я понял, что гирокомпас в меридиан не пришёл.
Ну что ж? Надо признаться, что таблица девиации магнитного компаса была устарелой, без учёта снятого вооружения. Но ведь плавание “простое”… Возвращаемся. По счислению скоро должны быть огни, а их … не видно. Туман. Посылаю своего сменщика, старшего лейтенанта, в рубку РЛС – определиться. Он докладывает – ничего не разобрать, непонятно. Докладываю командиру, предлагаю лечь по магнитному компасу на курс, параллельный берегу, и включаю эхолот. Командир соглашается, ложимся вдоль берега. Штурманский электрик докладывает: 20 метров, 15 метров, 10 метров, 8 метров, 5 метров 3 метров, 0 метров! Под килём!
Командир к этому времени застопорил ход, остановил корабль, но ощущение от такого доклада было жутким. Бросаюсь с мостика в штурманскую рубку к эхолоту НЭЛ-3. Оказалось, что отметка эхолота проскакивала, фактически глубина была 18 метров, электрик ошибся… Отдали якорь. Спускаюсь в помещение РЛС. Всё видно. Очертания молов, берега. Мой сменщик (я уже был назначен на новое место службы) не разобрался с береговой обстановкой. По дистанциям я определил место. Невязка – всего около восьми кабельтовых…
Хорошо, что командир – капитан 3 ранга Огородников Павел Михайлович был выдержанным, спокойным, опытным моряком. Во время войны самолёт, на котором он был стрелком-радистом, был подбит, и Павел Михайлович оказался в воде. Это было на Северном флоте. Его подобрали наши катера. Так что и в этой обстановке Павел Михайлович сохранил хладнокровие (во всяком случае, внешне). С приходом в базу электромеханики Потийского гидрографического района ещё раз заменили чувствительный элемент гирокомпаса. Вот такой штурманский казус имел место…
В этом же 1961 году я впервые получил нормальную, двухкомнатную, отдельную квартиру в эскадренном городке на Северной стороне. До этого мы жили на частных квартирах и с 1957 года – в коммуналке с печным отоплением и “удобствами” на улице.