Я приехал к Великому Князю поздно вечером и уехал домой поздно ночью. Приехав, я вкратце объяснил положение Москвы и настаивал на необходимости экстренно послать туда войска из Петербурга. Великий Князь сначала ссылался на то, что уже пришел, или с часа на час пришлет полк из Царства Польского. Он признавал, что в Москве войск мало и что они деморализованы, а потому на энергичные действия их рассчитывать невозможно, но, тем не менее, не считал возможным удалить из своего округа ни одного солдата.
Его соображения почти буквально были таковы: "При теперешнем положении вещей, задача должна заключаться в том, чтобы охранять Петербург и его окрестности, в которых пребывает Государь и Его Августейшая семья, что у него на это теперь достаточно войск, но в обрез; если он уделит хотя малую часть, то в случае, Боже сохрани, восстания в Петербурге и его окрестностях войск не хватит. Что же касается Москвы, то пусть она пропадает. Это ей будет урок. Когда то Москва была действительно сердцем и разумом России, теперь это центр, откуда исходят Все антимонархические и революционные идеи. Никакой беды для России от того, если Москву разгромят, не произойдет". Я старался ему возражать, но довольно безуспешно. Я ему сказал, что касается охраны Петербурга и его окрестностей, то я могу его уверить, что никакого восстания ни в Петербурге, ни в его окрестностях не произойдет, что доходящие до него противоположные слухи только показывают, что у страха глаза велики, и что в виду лежащей на мне ответственности я настаиваю на том, чтобы были посланы немедленно войска в Москву.
Во время этого разговора, уже когда было за полночь, вдруг появился адъютант Великого Князя, который доложил, что от Государя получился на имя Великого Князя с фельдъегерем пакет. Это была маленькая записочка. Великий Князь прочел и сказал мне: "Государь меня просит послать войска в Москву, поэтому ваше желание будет исполнено". Я просил сделать это скорее, так как в противном случае это может быть поздно, и удалился. Вернувшись домой, я передал по телефону Дубасову, что войска из Петербурга будут высланы, что я надеюсь, что восстание будет энергично подавлено; при этом я его спросил, почему его так трудно добиваться по телефону? Он мне ответил, что в последнее время он все время ездит на заседания к командующему войсками округа. Я спросил, почему он не делает заседания у себя? Потому, ответил Дубасов, что командующий войсками по старости и болезненности не выезжает из своего помещения, также поступает его помощник, начальник штаба, и другие, а их помещения, большею частью казенные, сосредоточены в помещении или около помещения округа.
Затем, в силу действующих законов, я уже в дело усмирения московского восстания не вмешивался. Великий Князь экстренно отправил, кажется в двух поездах, большую часть семеновского полка под командою генерала Мина, кажется около сотни кавалерии и несколько пушек, на случай, если при движении поездов встретится препятствие.
Из того, что я слышал, я составил себе впечатление, что, так как местные гражданские власти до приезда Дубасова и военные во все время раскисли, то и подавление смуты было произведено непланомерно, и после того, как уже было ясно, что вспышка восстания подавлена, с излишнею в некоторых случаях жестокостью со стороны чинов семеновского полка. Но не я им решусь даже теперь произнести слова хуления. Войдите и в их положение. Их взяли, неожиданно отправили в неизвестную им местность, оставили без планомерных распоряжений, поставили их под различные опасности, и затем говорят, тут можно бы было и не стрелять, а тут напрасно убили такого-то, или таких-то. Если кто виновен, то виновны те, которые не приняли заблаговременно надлежащих мер в раскисли, допустили деморализацию войск и сами только изрекали громкие слова из-за кустов.
Несомненно, что единственный начальник, который не потерял головы и духа в Москве, был адмирал Дубасов; его мужество и честность спасли положение. Но он был не только мужественно и политически честен, но был и остался истинно благородным человеком (Вариант: Генерал Мин был затем убит анархистом по возвращении полка в Петербург на Петергофском вокзале. Генерала Мина я лично никогда не видал, говорил с ним только раз по телефону сейчас после 17 октября во время беспорядков около технологического института. Действия ген. Мина в Москве я одобряю. По моему убеждению революционные действия силою следует подавлять силою же. Тут не может быть ни сентиментальности, ни пощады, но коль скоро революционные действия или вспышка подавлены, продолжение пролития крови и, в этих случаях иногда, крови невинных есть животная жестокость. К сожалению, когда вспышка восстания в Москве была подавлена, ген. Мин продолжал допускать жестокости бесцельные в бессердечные.).
Свободное копирование
