Уже после 17 октября, когда я занял пост премьера и мы занимались переменою выборного закона и установлением нового положения о Государственной Думе и Государственном совете, в начале 1906 года, во время страшного государственного финансового кризиса вследствие войны, когда финансовый устой - золотая валюта была поставлена на карту и зависала от того, заключу ли я заем или нет, т. е. даст ли нам Европа денег, чтобы выйти из трудного положения или нет, то как-то Крестовников просил меня его принять. Он явился ко мне и от имени московского торгово-промышленного мира жаловался на то, что государственный банк держит весьма высокие учетные проценты, и просил приказать их понизить. Зная хорошо положение дела, я ему объяснил, что ныне понизить проценты невозможно, причем я ему не счел нужным объяснить о трудности положения дела до того времени, пока мне не удастся заключить заем. После такого моего ответа Крестовников схватил себя за голову и, выходя из кабинета, кричал: "Дайте нам скоре Думу, скорее соберите Думу"... и как шальной вышел из кабинета.
Вот до какой степени тогда представители общественного мнения не понимали положения дела. Тогда уже новый выборный закон был известен и вот представитель исключительного капитала воображал, что коль скоро явится первая Дума, то она сейчас же займется удовлетворением карманных интересов капиталистов. Bce умеренные элементы и в том числе колоссальный общественный флюгер - "Новое Время", твердили: "Скоре давайте выборы, давайте нам Думу".
Когда же Дума собралась и увидели, что Россия думает, а первая Дума, конечно, представляла собою больше Россию, нежели третья, основанная на выборном законе, устранившем от выборов почти всю Россию и передавшем выборы в руки только преимущественно "сильных" и полиции, т. е. усмотрения начальства, то тогда эти умеренные элементы, с умеренным пониманием вещей, ахнули и давай играть в попятную, чем занимаются и поныне (июль месяц 1911 года, Биарриц. В России писать не могу, в виду столыпинсвого режима.).
Итак, Москва представляла собою гнездо, откуда шли все течения, приведшие к революции 1905 года, а потому естественно она обращала на себя мое внимание. В министерстве внутренних дел никаких сведений о состоянии Москвы не было, что было естественно, так как это министерство было до того времени в руках генерала Трепова, бывшего московского оберполицеймейстера, а, в сущности, неограниченного правителя Москвы благодаря доверию к нему Великого Князя, и Трепов, конечно, воображал, что "что-что", а уже что делается в Москве, ему известно досконально.
О тех чисто революционных, анархических стремлениях, которые там имели место, мне сделалось известным благодаря одной совершенной случайности. Тот же источник давал мне сведения в течение всего моего премьерства. Но даже не имея никаких секретных сведений, достаточно было следить за общественною жизнью Москвы и прессою для того, чтобы видеть, что там бурлит.