4 апреля. Пришел громадный, зафрахтованный и почти купленный князем Л. у "Messageries Maritimes" пароход "Эридан", старый-престарый, весь в заплатах, ковчег, построенный еще во времена Ноя. Адмирал Рожественский, рассердившись, будто бы сказал: "Разгрузить этот пароход и вернуть Л., пусть будет его яхтой". С "Эридана" мы приняли быков и разную живность: кур, уток, свиней. Бедные тощие куры дохнут десятками. Быки местной породы мелкие, худые. "Аврора" на этот раз стала ближе к берегу, и я не вытерпел, рискнул съехать немного проветриться. Вельбот легко выбросился на песчаный отлогий берег против небольшой деревушки довольно убогого вида из 6-7 дворов, приютившихся под сенью стройных кокосовых пальм. Из-за калитки высокой изгороди боязливо выглянула детвора; приблизилось несколько молчаливых взрослых аннамитов. Их тип представляет [собой] нечто среднее между китайцами и малайцами. Лица у всех плоские, какие-то нездоровые: бледно-серые, худые, выражение бесстрастное; у большинства струпья на ногах.
Невольно мы вспомнили приветливую жизнерадостную носи-бейскую детвору и тамошних красавиц, нарядных, гордых, кокетливых. Здесь же нам предстали какие-то заморенные существа, грязные, бедно одетые; самое ужасное - их рот с черными зубами, воспаленный, окровавленный, так как все без исключения жуют листья бетеля с известкой.
Аннамиты выказали мало удивления при виде нас, а мы тоже не стали ими интересоваться и даже не заглянули внутрь хижин. Нас привлекала больше природа. Горы издали очень обманчивы. Кустарник оказался густым лесом, с такой чащей, сквозь которую нельзя было пробраться, а небольшое едва заметное ущелье развернуло перед нами прекрасную широкую долину, выходящую на противоположный берег перешейка, во вторую бухту. Слева нависли утесы, поросшие высокими деревьями, справа - крутой песчаный скат, окаймленный внизу густой чащей. Растительность здесь много беднее тропической.
Посреди долины я наткнулся на аннамитское кладбище и кумирню общекитайского типа. Внутри висели доски с письменами, цветные лоскутки, курительные свечечки - приношения верующих. Для охоты время было выбрано неудачно - самый солнцепек. Природа точно замерла. Не слышно было щебетанья птиц, только ящерицы да змеи шуршали в сухой траве.
Ящерицы здесь очень красивы, серого цвета с рубиновыми полосами и кожей, точно из плюша. Одна попалась очень большая - всей ее длины за кустами не удалось разглядеть, но туловище было величиной с кулак, а длина не менее полутора аршин. Этакой и испугаться не стыдно. Улепетывали они с быстротой молнии, как-то смешно задирая при этом свой хвост.
Из деревьев я не мог назвать ни одного. На иных красивые цветы - точно букеты из гелиотропов. Зато в траве ни одного цветка. Пролетали красивые тропические зимородки, белые с голубыми крыльями. Над головой долго парил в вышине белоголовый орел. По дороге набил десятка полтора жирных горлинок и диких голубей; по своей окраске они ужасно подходят под цвет скал. Промазал по старому знакомцу - зайцу. Уж никак не ожидал встретить его здесь и растерялся, когда он шмыгнул из-под самых ног. Следующий эпизод прямо стыдно рассказывать. Черт меня зачем-то понес на гору; пришлось лезть по скату, утопая в песке, цепляться за колючие кустарники. Добравшись, наконец, до половины, я упал и с руками зарылся в гнездо красных муравьев, не заметив его сначала. Ну, думаю, последний мой час настал. Крупные, злые, быстро бегающие муравьи моментально облепили меня с ног до головы, забрались всюду, впились даже в веки. Я стремглав бросился вниз, позорно бросив ружье, падая, срывая с лица пригоршнями этих насекомых, дрожа, как в лихорадочном ознобе. Справившись, наконец, с врагом, я уже не возобновлял своих попыток одолеть гору, а, достав ружье, грустно поплелся к морю освежать водой горевшее тело. Вот так красные муравьи! Совсем не чета нашим мирным и незлобивым мурашам. Купанье чудное. Плотный, ровный песок, глубина начинается сразу, есть где поплавать, только не надо забывать об акулах - здесь их много.
Возвращение было не из важных: с моря задул ветер, развел противную короткую зыбь, да еще и с приливом пришлось считаться. Как ни налегали на весла лихие гребцы, вельбот все сносило назад и в сторону к скалистому мысу, где разбивался высокий бурун. Вельбот черпал носом, и все давно вымокли до последней нитки. Наконец, на "Авроре" заметили наше беспомощное положение и прислали паровой катер, который и привел нас на буксире. Ветка кораллов, кокосы, цветы и дичь были нашими трофеями на этот раз. Из ящерицы вышло прекрасное чучело.
