13 февраля. Первые дни посвящены мною всецело ознакомлению с судном и с командой. Вот уже второй день я произвожу медицинский смотр. Что здесь за молодцы! Здоровые, стройные, так весело и бодро подходят, дают бойкие ответы. Заглянул в камбуз, в баню. Хорошо кормят, часто моют, умелое строго-разумное обращение так во всем и сказывается. Зато и по работе аврорская команда, говорят, первая на эскадре и пресамолюбивая - никому уступить не хочет.
Команды у меня теперь не 300, а 600 человек. Больных среди них действительно мало - на амбулаторный прием явилось не более 20 человек, в то время как на "Изумруде" больные просто одолели: последние месяцы по утрам являлось до 60 человек. Такое различие в состоянии здоровья команды "Изумруда" и "Авроры" объясняется тем, что "Аврора" плавает уже не первый год: люди привыкли, обтерпелись, загорели, обветрились, а изумрудцы большей частью молодые матросы и вдобавок только что с Невского завода, где они принимали участие в работах по постройке крейсера.
Перспектива очутиться в бою одним с 600 человек команды мне вовсе не улыбается. Впрочем флагманский врач уверяет, что N. назначен временно до прихода врача с эскадрой Небогатова. "У Вас обязательно будет младший врач; уже вторая телеграмма послана".
Отлично. Будем ждать. Мы так не торопимся, что младший врач может еще десять раз прибыть на частном пароходе.
Медицинский персонал на крейсере "Аврора" по своей численности больше такого же на "Изумруде". Фельдшеров - два, санитаров - четыре. Старший фельдшер Уласс во время моего первого дальнего плавания на броненосце "Сисой Великий" находился у меня младшим фельдшером. Санитары - молодцы. Все уже дослуживают срок своей службы.
Трудно примириться с лазаретом на рундуках, и я ломаю себе голову, стараясь что-нибудь измыслить. Очень жаль свой прежний лазарет на крейсере "Изумруд", небольшой, но сверкавший чистотой, белизной, с массой всяких удобств и приспособлений.
Я забыл сказать, что "Аврора" тот самый крейсер, которому не посчастливилось в Гулле - его расстреливали свои же суда. Команде было приказано лечь, а из боевой рубки засигналили всеми сигнальными средствами, имевшимися в распоряжении, зажгли так называемую "рождественскую елку", фальшфейера, лучи прожекторов пустили вверх. "Александр III" в это время как раз навел дула своих огромных 12-дюймовых чудовищ и готовился ахнуть по "Авроре" залпом, от которого ей был бы капут. Стрельба стихла. Попаданий оказалось всего пять, и два из них в каюту судового священника.
Пострадавших было двое. Священнику раздробило плечо, и он скончался при явлениях гангрены в Танжере. Матрос, раненный в ногу, поправился, но продолжать службу не мог и был уволен на родину.
Я видел следы пробоин. Один из 75-мм снарядов сделал в борту и трех переборках круглые отверстия, немногим больше диаметра снаряда. Словом, даже от 75-мм снарядов все судно пронизывается насквозь; брони, ведь, на "Авроре" нет.
Сегодня впервые слыхал наш оркестр, содержащийся на средства офицеров: очень недурен. По-моему это не роскошь, а необходимая вещь на больших судах, где команды иногда до 1000 человек. Музыка чрезвычайно благотворно влияет на настроение, меняет его, вызывает особый подъем. На "Авроре" даже и авральные судовые работы исполняются под звуки оркестра; играется быстрый веселый "янки-дудль", и в это время буквально вихрем взлетают на воздух тяжелые барказы, полубарказы, катера. Лихо работает команда! Под звуки своего аврорского марша аврорцы полезут куда угодно. Как жаль, что во время боя оркестр не может играть. Впрочем, за ревом орудий его все равно и не услышишь. Все-таки инструменты наши решено нарочно во время боя не прятать в безопасное место - почем знать, быть может, ко дну будем идти с развевающимися флагами под звуки гимна.
По моей просьбе помещение для лазарета оставлено там же в батарейной палубе, но увеличено вдвое, рундуки сломаны, убраны, на их месте размещены койки, переборки выкрашены белой краской.