Чем больше я смотрю на своего нового дядю, тем более он мне нравится. Он уже успел вымыться и переодеться, и по его свежему здоровому виду никто бы не догадался, что он только что приехал с дороги. Пиджак из плотной английской материи с искрой сидит на нем как-то особенно ловко, не как на других. Но больше всего нравятся мне его руки, большие, белые, холодные, с блестящими ногтями, похожими на крупный розовый миндаль. Во все время обеда я не спускаю с него глаз и даже есть забываю - так я занята его разглядыванием.
После обеда дядя садится на маленький угловой диванчик в гостиной и сажает меня к себе на колени.
- Ну, давай знакомиться, mademoiselle, моя племянница! - говорит он.
Дядя начинает расспрашивать меня, чему я учусь, что читаю. Дети обыкновенно знают сами гораздо лучше, чем думают взрослые, какие их сильные, какие слабые коньки; так, например, я отлично знаю, что учусь хорошо и что все считают меня очень avancee[Успевающей, идущей вперед (фр.).] в науках для моих лет. Поэтому я очень довольна, что дядя вздумал меня об этом спрашивать, и отвечаю на все его вопросы очень охотно и свободно. И я вижу, что дядя очень доволен мной. «Вот какая умница! Уж все это она знает!» - повторяет он ежеминутно.
- Дядя, расскажите-ка и вы мне что-нибудь! - пристаю я к нему в мою очередь.
- Ну, изволь; только такой умной барышне, как ты, нельзя рассказывать сказки, - говорит он шутливо, - с тобой можно говорить только о серьезном. - И он начинает рассказывать мне про инфузорий, про водоросли, про образование коралловых рифов. Дядя сам-то не так давно вышел из университета, так что все эти сведения свежи в его памяти, рассказывает он очень хорошо, и ему нравится, что я слушаю его с таким вниманием, широко раскрыв и уставив на него глаза.
Свободное копирование
