22 июня 1941 года началась Великая отечественная война "...22 июня ровно в 4 часа
нам объявили:
Киев бомбили
И началася война " - мама иногда вспоминала эти строчки.
На следующий день после первой бомбежки, 23 июня Лида была уволена с должности врача Днепропетровской центральной железнодорожной поликлиники в связи с призывом в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию - РККА. По требованию военного времени она была назначена начальником изоляционно-пропускного пункта станции Синельниково - 2 Сталинской железной дороги. С июля начались налеты немецкой авиации на Днепропетровск. 19 августа город впервые подвергся артиллерийскому обстрелу. Уже в дальнейшем, не прекращавшемуся. В августе началась эвакуация людей и промышленного оборудования, так как линия фронта уже проходила рядом с Днепропетровском. В конце августа советские войска оставили и правобережье, и левый берег. При отступлении взорвали мосты через Днепр. Войска 6-й армии обороняли левобережье в районе Нижнеднепровска до конца сентября 1941 года. Крупные металлургические заводы - им. Ленина, им.Петровского, Карла Либкнехта и др. эвакуировали на Урал и в Сибирь. Всего приблизительно в 20 городов. С приходом в город немцев, был установлен жесткий оккупационный режим. Было расстреляно около 30 тысяч мирного населения. Приблизительно столько же советских военнопленных. Угнано в Германию на работу около 75 тысяч здоровой трудоспособной молодежи. Евгении Тимофеевне Дегтяревой - Лидиной маме - в 1941 году было 67 лет. Муж, Порфирий Дегтярев умер в 1940 году. Сын Николай ушел на фронт добровольцем. Дочь, Лидия с детьми Шуриком и Нонночкой уезжала в эвакуацию с военным госпиталем на восток. Бабушка Женя уезжать из Днепропетровска отказалась и осталась дома на Кронштадской 33. 13 сентября 1941 года Лида была зачислена на работу в эвакуационный госпиталь ЭГ - 5783 на должность начальника инфекционно-терапевтического отделения. Фронтовым эвакуационным поездом ФЭП - 34 была направлена в распоряжение госпиталя. Эвакуационные госпитали, в отличие от полевых подвижных госпиталей, перемещались по железной дороге. Разворачивались эвакогоспитали преимущественно в административных зданиях. Чаще всего в помещениях школ. Рассчитывались такие госпитали на 200-500 коек. Имели в своем составе хирургические и терапевтические отделения и предназначались для госпитальных баз армий. Более крупные, на 600-1000 коек приписывались к госпитальным базам фронтов. Размещали ЭГ глубоко в тылу. Но по мере отступления армии эвакуационные госпитали отступали все дальше на восток. Одна из первых дислокаций ЭГ - 5783 была станция Сальск Ростовской обл. В Сальске госпиталь простоял почти до декабря 1941 года. Здесь случайно оказалась Лила, младшая сестра Лидиной подруги Марийки. Мария Ивановна была всю жизнь для Лилы и подругой, и сестрой, и мамой, очень рано ушедшей из жизни. А вот каким образом Лила оказалась в Сальске. В Донбассе эвакуация началась осенью 1941 года, в Донецке в октябре. 25 октября Донецк был сдан немцам.
Марийка из Дебальцево была направлена в составе эвакогоспиталя, сформированного на базе городской больницы, в Миллерово Ростовской обл. Миллерово недалеко от Ворошиловграда. Где-то километров 200 по железной дороге от Дебальцево. Через Мануиловку, Ворошиловград, Кондрашевскую на главную магистраль Москва-Ростов-Краснодар-Новороссийск. Свою сестричку Лилу, Марии Ивановне удалось отправить из города с семьей друзей, эвакуировавшихся с заводом на Урал. Дебальцевский ремонтный завод был вывезен в г. Орск Чкаловской обл. С 1938 г. по 1957г. область именовалась по названию города Чкалов. Потом он был переименован в г. Оренбург. Орск - большой железнодорожный узел на реке Урал. Сюда были эвакуированы многие металлургические и машиностроительные заводы. После войны на их базе в 1955году был введен в строй крупный Орско-Халиловский меткомбинат. В этом самом Орске Лила, которой было тогда не больше 17 лет, работала браковщицей на военном заводе. Выпускал завод снаряды для фронта. В период некоторой стабильности, Марийка отозвала сестру к себе в Миллерово, где стоял госпиталь. В эвакогоспиталях большая часть служащих комплектовалась из вольнонаемного мирного населения. Так Лила была зачислена вольнонаемной на должность медстатиста. Когда началось наступление немцев на Сталинград, госпиталь в срочном порядке был отправлен глубже в тыл. Больных и военный персонал увозили на автомашинах. А вольнонаемные отступали пешком. Лила с другими, бежавшими от бомбежек, попала в окружение. Каким то чудом удалось избежать плена и попасть в Сталинград. Из Сталинграда последним эшелоном переправилась через Волгу и оказалась в Сальске. В Сальске нашлись Спиридоновы. Лида с Шуриком и Нонной. Лила потом рассказывала, как её изголодавшуюся до предела, они откармливали сухарями и кипятком. Делились, действительно, последним куском, так как сами жили впроголодь. По своим каналам разыскали Марийку и сообщили ей, что сестричка в Сальске у Лиды. Уцелевшие остатки Марийкиного госпиталя передислоцировали в Махачкалу - Дагестан, а потом в Тбилиси - Грузия. После окончательного расформирования госпиталя, нескольких врачей, в составе которых была и Марийка, откомандировали в распоряжение сануправления в Ташкент в Узбеки- стан. В Ташкент во время войны было эвакуировано более 200 тысяч человек и около 20 промышленных предприятий. Из самых значительных - это Ростовский завод "Россельмаш", Днепропетровские машиностроительные заводы, Московский авиационный завод им. Чкалова. Практически все предприятия были перепрофилированы на выпуск военной продукции - вооружения, боеприпасов, обмундирования. Еще одно место пересечения фронтовых дорог двух подружек, военных врачей Марийки и Лиды - большой железнодорожный узел Чиили. В связи с продвижением немецких войск в район Ростовской области, госпиталь Лиды Спиридоновой был переброшен из Сальска по железной дороге в глубокий тыл. На станцию Чиили, в трехстах километрах от Ташкента. Здесь госпиталь простоял до весны 1943 года.
Жили в частном секторе. И Нонна, моя мама, которой в ту пору было 17 лет, и Лила Куц работали вольнонаемными. Тут текла своя, упорядоченная по мере возможности, жизнь. Отсюда Марийкина сестричка Лила уехала учиться в Ташкент. Окончила там первый курс Ленинградского политехнического института. И такое было - в Ташкенте во время войны продолжали работу многие эвакуированные из крупных городов учебные, научные и исследовательские институты. На их базе в 1943 году образовалась Академия Наук Узбекской ССР. Заканчивала свое образование Лила в Харькове, после освобождения его от немцев. С весны 1943 года по лето 1944 эвакуационный госпиталь-5783 был откомандирован в город Кировакан. Кировакан - крупнейший железнодорожный узел Армении и второй по величине город республики после Еревана. Здесь госпиталь развернули на базе средней общеобразовательной школы ?1. Располагалась она в центре города. В типовом кирпичном здании. В этом благодатном теплом крае текла размеренная жизнь. Война была слишком далеко и, если бы не прибывавшие эшелоны с раненными да "похоронки" с фронта, можно было спокойно лечиться, дышать чудесным горным воздухом, любоваться местными каменистыми ландшафтами и отъедаться сладкими пахучими южными фруктами. По мере того, как с осени 1943 года советские войска освобождали Донбасс, Новороссийск и повернули окончательно на Запад, настроения в госпитале значительно улучшились. Все чаще голос Левитана с его сакраментальным: "От Советского Информбюро..." звучал оптимистичней и обнадеживающе, собирая возле черных круглых тарелок-громкоговорителей, выздоравливающих больных. От радостных известий с фронта, быстрее, чем от некоторых лекарств и уколов, затягивались рваные раны и заживали болячки. Раненые, став на ноги, собирались назад в строй. В этой сравнительно спокойной и удаленной от боевых действий обстановке, складывались симпатии. Молодежь влюблялась. Жизнь продолжалась. Лидин старший сын Шурик фотографировал. Ходячих выздоравливающих больных вместе с медперсоналом. Раздавал им снимки. На долгую память. Больные выписывались, уезжали кто на фронт, а кто в отпуск. Обещали никогда не забывать и врачей, и медсестричек, и друзей по несчастью. Лида пользовалась большим почитанием и любовью у больных и раненных отделения. Уезжая на фронт, ей оставляли фото на память с собственноручно написанными признаниями. В нашем домашнем альбоме сохранились такие снимки тех военных лет. Простые люди, попав под обаяние военного врача Лидии Порфирьевны Спиридоновой, писали ей самые сердечные слова. С орфографическими ошибками и любовью. Старались сфотографироваться вместе с ней на прощанье. На одном из снимков Лида в белом врачебном халате вместе с сестричкой выскочили на минутку из помещения госпиталя и стоят за спинами двух больных. Снимки делали только на улице, когда светило солнце, только там хватало освещения для фотоаппаратов военного времени. Больные сидят на табуретках. Один их них уже в красноармейской шинели с погонами сержанта и форменной фуражке. Его выписывают. Другой пока еще в больничном халате. На обороте надпись " На долгую и добрую память от больных Горкуши Лени и от Бачурина Толи нач. одиления Лидии Порфировне Спиридоновой. 3 мая 44 года". На другой пожелтевшей от времени фотографии молодой сержант в гимнастерке. Внешности обыкновенной, крестьянской, как тысячи солдат. Подписал снимок собственноручно: "На память Л.П.Спередоновой от Куликовского Г.И. 15.12.43г. г.Киравакан." Еще два снимка "на память" от старшего лейтенанта и старшины. На небольшом не очень качественном фото мужчина в байковом казенном халате, собираясь на выписку, собственноручно подписал: "Врачу Л.П.Спиридоновой от бывшего больного Гр. Овсяника за хорошее и особое внимание в личении болезни язва. Я вас и за ваше отношение ко мне не забуду никогда. 2.01.44г." А у неё ко всем было "особое отношение". И понимание. И сострадание. На обороте фотографии молодого сержанта с печальными глазами записано Лидиной рукой: "Шостик Иван Владимирович. Умер 8.2.44г. 3ч.30м. дня". Ниже дата его рождения - 1919г.,23 февраля. Время смерти с точностью до минуты. Не дожил Ваня до своего 25-летия 15 дней. Говорят у "каждого врача есть свое кладбище". Тех, кого он не смог спасти.
Еще на одном снимке старший лейтенант. На обороте стихи, которые он сложил сам. Может, не очень литературно отшлифованные, но уж точно, написанные от души. Спустя много лет, после того, как все фотографии пришлось отрывать от старых альбомных листов (а приклеены они были "намертво" канцелярским силикатным клеем), удалось прочесть лишь несколько строк:
"...Любить сердечно всякий может,
Но так любить лишь можем мы
Любовь у нас не ради скуки,
Не ради пошлости земной.
Мы шли, сражались, умирали,
За наш народ, за край родной
Любя страну любовью сына,
Тебя люблю, как брат сестру..."
На другой его маленькой темной фотографии написано: "На долгую память о проведенных вместе днях от друга Сени. 5.1. 45".
В 1983 году, спустя 40 лет я поеду по туристической путевке в Армению, чтобы отыскать среднюю школу ?1, где стоял ЭГ-5783, в котором работала бабушка и где познакомились мой отец и моя мама. Как в кино. Но об этом я напишу, когда буду писать о них. А пока, осенью 1944года госпиталь переводят поближе к западным границам. Туда где уже бесповоротно наши солдаты гонят фашистов с родной земли. В октябре 1944 года Лида отправляет детей - Шурика и Нонну в Днепропетровск, где осталась во время оккупации ее мама - бабушка Женя. Днепропетровск освобожден 25 октября 1943 года. То есть, почти год город свободен от фашистов. Госпиталь переводят в г. Смоленск. В это время наши войска уже освобождают Европу. Лида получила письмо от брата Николая прямо с передовой. Письмо сохранилось до наших дней. Это обычный листочек размером с лист школьной тетради. Сложен треугольником. Не заклеен. Просто подвернуты вовнутрь уголки, чтобы оно сохраняло форму и не раскрывалось. Все письма с фронта подвергаются цензуре. Их читают и ставят штамп "ПРОСМОТРЕНО Военной Цензурой". Письмо написано карандашом. Лист пожелтел, но все читаемо. На лицевой стороне треугольничка адрес получателя:
Г.Смоленск
Почтовый ящик ?40
Спиридоновой Лидии Порфирьевне.
Под чертой обратный адрес: Полевая почта № 40355-Ф
Дегтярев Н.П.
Почтовый штемпель отправки 7.11.44
Штамп прибытия в Смоленск 5.12.44. Шел солдатский треугольничек почти месяц. Это последнее письмо Николая, поэтому я приведу его полностью, без купюр.
"Венгрия 1.11.44
Здравствуй дорогая Лидуша!
Шлю тебе свой фронтовой привет. Получил от тебя письмо, которому был очень рад. Отвечаю на него. Я пока жив и здоров, а дальше видно будет. Тем более, что сейчас сижу в окопе, а немцы ведут огонь по нас и из артиллерии, и из минометов, и из пулеметов, ну да авось не попадет. Получил письмо от Нонночки. Пишет, что жизнь неважная, а я не могу ничем помочь, досадно. Мама в больнице, но скоро выздоровеет. Мой Колюшка с Нонной и Шуриком, а Танюшка у Киреевой. Моя жена, извините за выражение, нашла себе другого, чему очень рад, но боюсь одного как-бы не сорвалась и не увезла детей, а это для меня будет самое большое горе.
Ну ничего лишь - бы разбить врага и остаться живым, а то я их и на краю света найду, а тогда заживем все вместе дружной семьей. А пока желаю тебе всего хорошего.
Целую тебя крепко, моя дорогая сестра. Твой брат Николай".
Вместе с письмом хранилась фотография. На ней Николай Дегтярев снят сидя в красноармейской шинели с погонами старшего сержанта артиллерии. На голове пилотка с красной звездочкой. Через плечо на ремне оружие - ППШ (6,72мм пистолет-пулемет образца 1941г). Руки лежат на коленях. Он очень симпатичный, с пронзительными добрыми глазами и мужественным подбородком с "ямочкой" посредине. Лицо у него спокойное и мужественное. Он уставший, но осознание того, что родной Днепропетровск уже свободен, дети дома ждут его, а советские войска гонят немца уже с венгерской земли, вселяет уверенность и надежду в скором возвращении. Кажется, что сейчас он улыбнется нам своей ироничной и обаятельной улыбкой. Она уже блуждает на губах. С ним рядом спокойно и надежно. На обороте его рукой написано: "Дорогой сестре Лиде на память от брата Николая. 20.11-44г". И подпись. Это его последняя фотография. Жить ему осталось чуть больше месяца. Больше писем от Коли не было. Спустя время пришла в Днепропетровск "похоронка". О том, что рядовой Дегтярев Николай Порфирьевич мужественно погиб в ожесточенных боях, в первый день нового победного 1945 года, освовождая Венгрию от немецко-фашистских захватчиков. Похоронен в братской могиле на чужой земле. Было ему 37 лет.
Русское кладбище в Венгрии. Спустя почти 60 лет Вова, будучи начальником штаба полка, размещенного в Венгрии в городе Папа, поездив по многочисленным русским кладбищам, найдет могилу нашего деда. В городе Секешфехервар. И привезет туда нас с мамой. Кладбище расположено в районе железнодорожного вокзала. Обнесено оградой из металлического прута с распашными двухстворчатыми воротами и окружено парком из уже высоких многолетних деревьев. Снаружи вдоль изгороди стоят садовые скамейки с металлическими витыми спинками. Дорожки вокруг и в самом кладбище посыпаны песком и ракушками. Везде чисто и аккуратно. Ухаживали за кладбищем советские воины. После нашей победы 1945 года, в странах "социалистического лагеря" по всей Европе, были размещены советские воинские части в специально построенных городках. В соответствии с решениями Варшавского Договора. Сам мемориал достаточно большой со многочисленными рядами невысоких, с человеческий рост, четырехугольных пирамид- памятников из серой мраморной крошки. Со всех четырех сторон прикреплены толстые плиты из более светлой крошки со списком захороненных воинов. Сверху каждого памятника прикреплена красная металлическая звезда. На каждой стороне плиты по полтора десятка фамилий. Среди списка рядовых, погибших от 23.12.44г до 13.01.45г. мы увидели надпись: рядовой Дегтярев. 1.01.45г. В знак нашей любви, благодарности и памяти, мы положили цветы на холодные гранитные плиты у подножья. Одна примечательная деталь. К русскому кладбищу нас привезет армейский уазик. Мы будем идти к воротам по светлой, посыпанной песком дорожке. Сидящий на лавочке недалеко от ворот мужчина, поднимется нам навстречу, и спросит к кому мы пришли и когда он погиб. Это пожилой мадьяр в простой крестьянской одежде, в тирольской шляпе, приехавший сюда на велосипеде. Мы ответим, что наш дед погиб здесь в конце войны, в 1945 году. Мадьяр, в ответ, опустив голову, слегка отступит, как бы пропуская нас. Разрешая зайти. Сядет на велосипед и уедет. Ведь погибали здесь советские солдаты не только во время Великой Отечественной. Был еще 1956год. Тогда по просьбе правящей коммунистической верхушки Венгрии, советские военные на танках были отправлены для подавления первых ростков зарождающейся венгерской демократии. Это одна из неприятных страниц взаимоотношений между Советским Союзом и Венгерской Социалистической Республикой. Венгры помнят те страшные дни.
Военные фото. С детства помню в бабушкином доме были заведены три альбома для фотографий. Одинаковые серые альбомы с твердыми картонными листами, куда снимки клеились силикатным клеем.
Один альбом моих фотографий с самого моего появления на свет. Другой альбом отслеживал детство детей бабушкиного сына Шурика. Альбом Спиридоновых. Третий альбом был бабушкин. Начинался он с военных фотографий госпиталя.
Много снимков было сделано на первомайские праздники 1945 года. Когда Победа была уже реальна. Ожидаема. На этих фотографиях запечатлены группы радостных людей. Тут и руководство госпиталя, и бравые офицеры, отбывавшие кто в отпуск, а кто на фронт. И выздоравливающие раненые. Некоторые снимки были подписаны на обороте. Но все приклеены к плотным листам "намертво". Ни под одним из них на самом альбоме не указаны ни даты, ни имена. Понятно, что все еще было свежо в памяти. Всех бабушка знает поименно. На обороте одной из групповых снимков подписано: "1 мая 1945 г., возле штаба госпиталя" В военной полевой форме с погонами лейтенант Кулаков лейтенант Ильин капитан Хачатуров майор Слезингер В.С. - начальник госпиталя.Томилин Николай Ухватов Михаил Гольев Дмитрий Коваль Григорий.
И раненные, и выписанные больные, уже откомандированные на фронт, фотографировались на память с руководством госпиталя. В одном ряду с бравыми военными сидит раненный с забинтованной головой в больничной одежде. Еще на одном фото капитан Хачатуров в окружении большого количества раненых в серых больничных байковых халатах поверх белых исподних рубах. Забинтованные, но улыбающиеся. Госпитальных медицинских сестричек в белых халатах обнимают выздоравливающие раненные. На головах у них бумажные самодельные пилотки - защита от солнца. На групповом снимке рядом с руководителями госпиталя военврач 3-го ранга Спиридонова Лидия Порфирьевна с медсестрой Трубниковой Лидой. Еще одна интересная деталь, которую я заметила: среди раненых сплошь и рядом Ванюша С., Ванюша Н., Ванюша К. Молоденькие рядовые, попавшие в госпиталь. И, действительно, очень часто встречается имя Иван, ставшее нарицательным во время войны, как равнозначное обозначение советского солдата. (А среди немцев таким именем было Фриц. Так их всех и звали - фрицами). В бабушкином фотоальбоме я нашла этому документальное подтверждение и объяснение.
После Победы новорожденным многие годы давали другие имена. Может подсознательно, отводя беду? Молодым мамам хотелось счастливой доли своим сыновьям. Вот и давали им имена Виктор, Владимир, Николай, Валерий. Мальчишек с этими именами было великое множество. Говорят, "как корабль назовешь, так он и поплывет". А плаванья хотелось мирного, доброго, радостного без бомбежек, голода, слез и разрух. И основным пожеланием, вобравшим в себя перечисленное, на полвека вперед стало для послевоенного поколения "лишь бы не было войны". Все остальное - мелочи жизни. И среди моих сверстников просто не было Ваней. Нам это имя даже казалось архаичным, каким-то старорежимным. А то, что всех советских солдат времен второй мировой называли иванами, я просто не задумываясь принимала - "ну так повелось". Ан, нет! Не просто так! Просматривая военные фотографии с надписями имен на обороте, я воочию убедилась, в который раз, что ничего не бывает "просто так". Все объяснимо. И даже это. И интересно самому для себя делать такие маленькие открытия. Может кому-то это и покажется смешным и мелким, но в любом возрасте, когда не утрачен интерес к простому познанию истины, жизнь привлекательна и не давит своими неприятностями и невзгодами. Они тогда воспринимаются не так трагично. Ведь такой интересный и глубокий мир вокруг и внутри нас. Спустя лет тридцать после войны по телевизору покажут один из первых советских сериалов. Называться они будут еще многосерийные телефильмы. "На всю оставшуюся жизнь" - кино о буднях прифронтового госпиталя на колесах. Весь госпиталь размещался в железнодорожных вагонах. Здесь принимали раненых, тут же проводили неотложные - "ургентные" операции, сортировали больных по сложности полученных увечий и скорости выздоровления. Распределяли по стационарным эвакуационным госпиталям для дальнейшего лечения. Мы с бабушкой вместе смотрели этот фильм. Показывали его каждый вечер по одной серии несколько дней подряд Бабушка как бы заново переживала тяжелое военное время. А я остро чувствовала, свою какую-то причастность ко всему действу, как будто сама прошла через всю эту немыслимую человеческую боль. И на всю оставшуюся жизнь запомнила песню композитора Вениамина Баснера, предварявшую и заканчивающую фильм:
"Сестра, ты помнишь
Как из боя меня ты вынесла в санбат
Остались живы мы с тобою
В тот раз товарищ, мой и брат
На всю оставшуюся жизнь
Нам хватит горя и печали
Победы над врагом кровавым
На всю оставшуюся жизнь
Горели Днепр, Нева и Волга,
Горели небо и поля,
Одна беда, одна тревога,
Одна судьба, одна земля.
На всю оставшуюся жизнь,
Нам хватит горя и печали,
Где те, кого мы потеряли,
На всю оставшуюся жизнь ?
Сестра и брат, взаимной верой,
Мы были сильными вдвойне,
Мы шли к любви и милосердью
В немилосердной той войне.
На всю оставшуюся жизнь
Запомним братство фронтовое
Как завещание святое.
На всю оставшуюся жизнь..."
Мне, вообще, кажется, что мое поколение - родившиеся сразу после войны или чуть позже, знают и "помнят" войну на каком-то подсознательном уровне. Как сейчас говорят - генетическом. Как будто мы все это прочувствовали и пережили. Как будто "...это было с нами и со страной". И даже более того. Мы еще "помним" страшное довоенное сталинское время тридцатых годов. И тот страх и ужас в нашем поколении практически неистребим. Во всяком случае в преобладающем большинстве. И это многое объясняет. И должно вырасти еще не одно поколение не за шорных, незапуганных, а свободных и смелых, образованных и интеллектуальных наших внуков и правнуков. Чтобы окончательно расправились плечи, и чтобы стать цивилизованной, свободной, независимой, богатой и процветающей страной.
Победа. Вернемся назад. В цветущий Победный Первомай 1945 года. Встретила его моя бабушка в Смоленске. Начальником 2-го терапевтического отделения эвакуационного госпиталя.После расформирования ЭГ-5783 шестого октября 1945 года распоряжением управления эвакогоспиталей она была освобождена от занимаемой должности и направлена на прежнее место службы. Приказ подписал начальник ЭГ-5783 майор медицинской службы Слезингер. После такой долгожданной Победы полагался месячный отпуск. Бабушка вернулась домой в Днепропетровск на улицу Кронштадскую 33, где уже с нетерпением ждали: её мама - моя прабабушка Женя, сын Шурик, дочь Нонна. И племянники - Коля и Таня, оставшиеся сиротами, после получения "похоронки" на своего отца и бабушкиного брата Николая. Их мать, Зинаида Дегтярева всю оставшуюся жизнь прожила со своими детьми. В ближайшем родстве со Спиридоновыми. Без всяких других мужей. Ни о каком "романе" никто никогда не вспоминал. Бабушка последнее Колино письмо с фронта, где он упоминал об этом неблаговидном эпизоде Зининой биографии, никогда никому не показывала и не рассказывала. Зину никогда ни в чем не упрекала, а лишь жалела. История была похоронена вместе с погибшим Зининым мужем. Бабушка помогала, опекала, согревала и любила своих племянников и их не очень счастливую мать. А досталась им нелегкая доля. Зина не имела никакого специального образования. Работала на всяких мало оплачиваемых работах. Но детей "подняла". Дала им достойное образование. Оба окончили транспортный институт. Своими силами почти всю жизнь строили дом. Выстроили. Недалеко от городка Транспортного института - ДИИТа. В районе Туннельной балки. Тогда это была окраина города, а теперь престижный район. Почти центр. И я бы тоже не узнала об этом небольшом "скелете" в нашем семейном шкафу, если бы не сохраненное бабушкой, дорогое ее сердцу последнее письмо брата. Итак, спустя месяц после демобилизации, уже 9 ноября Спиридонова Лидия Порфирьевна приступила к работе врача терапевта центральной железнодорожной поликлиники в г. Днепропетровске. А спустя три месяца была откомандирована приказом Военно-санитарной службы Сталинской железной дороги на более ответственную работу - станцию Верховцево. Восстанавливать, разрушенный войной, дорожный врачебный участок. Принять на себя обязанности начальника - учмеда. Помню так называлась ее послевоенная должность. Так начался верховцевский период жизни нашей семьи. Было бабушке в ту пору 48 лет. Еще молодая цветущая женщина. К слову сказать, невзирая на тяжелое военное время, многие военоначальники заводили себе военно-полевые романы и так называемых военно-полевых жен, сокращенно ВПЖ. Это не секрет, что были они и у крупных боевых знаковых командиров. У то же Жукова. Часто такими спутницами становились радистки, военные медицинские сестры, военврачи. За Лидией Спиридоновой ухаживало много достойных офицеров. И среди, командования, и среди попавших в госпиталь раненых. Но так никому и не отдала она предпочтения. Не закрутила ни одного серьезного романа. Не устроила свою личную жизнь. Хотя с легкостью могла это сделать. Просто всю жизнь помнила своего венчанного мужа, любила его и просто не могла иначе. Не получалось. Пресловутое "хранила верность", звучит в этом случае плоско, грубо, слишком заезжено. Лида - однолюб, а Андрей - святое. И кто с ним сравнится? А после такой потери и таким образом, разве можно было даже предположить о равноценной замене? Сама по себе мысль эта была крамольна. Лида никогда этот вопрос не ставила перед собой и тем более никаких претендентов в этой связи не рассматривала. И было это само собой разумеющееся. Может ещё надеялась, как на чудо, что он жив, что когда-нибудь вернется? В Днепропетровск, отобравший любимого мужа и разрушивший её женскую личную жизнь, Спиридонова Лидия Порфирьевна уже никогда больше не вернулась. И, как мне казалось, никогда об этом не жалела. Верховцево стало ей вторым домом, а впоследствии, как оказалось и главным в судьбе. А нам, её внукам "малой Родиной". Малой и любимой. Вышло, что мы, как и бабушка, по большому счету, однолюбы. Всю жизнь скучала по городу своего детства и юности - Днепропетровску моя мама. Но судьба распорядилась по-своему.
