Но еще противней был другой англоязычный – Эрминио Альтганц. Его национальность установить было невозможно: немцам он говорил, что немец, евреям – что еврей, но с примесью испанской крови. И что родился на корабле, плывшим из Англии в Бразилию. Ему дали прозвище "Организация Объединенных Наций". Стукач и попрошайка, рыжий, с глазками, красными как у кролика-альбиноса, с липкими ладонями – нет, Долли Горчаковой повезло, что не Альтганца привели знакомиться с ней, а меня.
Правда, работал на шахте и Игорь Пронькин, русский паренек с Украины, студент. Этот отличался феноменальными лингвистическими способностями: у пленных японцев выучился ихнему языку, у Лена Уинкота – английскому. Когда я завистливо спросил у Лена, а как у Пронькина с акцентом, тот сказал:
– No accent at all. Никакого акцента.
Между прочим, это Игорю принадлежит теория, что "мора" – цыган, пофене – происходит от немецкого "Mohr" или испанского "moro" – мавр. Я так и считал. А недавно прочел в газете, что "морэ" поцыгански – друг.
Году в семидесятом Игорь Пронькин приезжал к нам в Москву и рассказал такую историю. Он работал в это время мастером на заводе, изготовлявшем унитазы. На завод привезли японскую делегацию – знакомиться с производством. Игорь приветствовал их на японском языке, а объяснения давал по-английски. Японцы уехали в полной уверенности, что им под видом инженера подсунули полковника КГБ. А заводское начальство после их отъезда стало коситься на Пронькина: чего он там наболтал "потенциальному противнику"?
Игорь был малый приметливый и с юмором. Он охотно делился с нами своими наблюдениями. Изображал – актеры говорят "показывал" – проходчика немца который, картавя, орал на другого немца:"Артур, черт нерусский!".. Он же подслушал разговор двух поляков, со злобой говоривших про собригадников-литовцев:
– Пшекленты литы! На свентый хлеб мувьон: донас, донас!
(По литовски хлеб – дуонас. Так они и называли святой хлеб.)
Игорь обрадовался, услышав в первый раз расшифровку аббревиатур: з/к -заполярные коммунисты, в/н – временно незаключенные. Но эта hcb* ходила по всем лагерям; иногда вместо "коммунисты" говорили "комсомольцы" – в память о построенном зеками Комсомольске-наАмуре.
Незаполярных коммунистов Пронькин недолюбливал. С удовольствием рассказал про редактора городской газеты, который, моментально перестроившись, продолжал выпускать ее и при немцах. В числе прочего вчерашний коммунист печатал свой вариант "Истории государства Российского":
Тут много набежало Арончиков и Сур.
Их племя размножалось и поедало кур.
Жаль, не знаю полного текста. Можно было бы предложить "Савраске".
В день Пасхи Игорь пришел к нам в барак, чинно поклонился на все стороны и сказал:
– Христос воскрес, православные христиане! – Потом повернулся к нам с Юликом. – И вам, жиды, добрый вечер.
Эту формулу наши русские друзья и даже жены взяли на вооружение.
В лагере Игорь Пронькин с его разносторонними способностями легко мог бы устроиться на какую-нибудь придурочную должность – но не хотел, вкалывал на общих. Злой Борька Печенев уверял всех, что у Игоря есть тайные сведения: скоро придут американцы. Всех придурков повесят, а работяг с почетом выпустят на свободу...