Особые лагеря – такие как наш Минлаг – иногда называют каторжными. Это говорится и пишется для красного словца: знающий человек так не скажет. Всамделишную каторгу воскресили в годы войны для устрашения предателей-коллаборантов, которых оказалось больше, чем думали. (Тогда же вспомнили и про виселицы: стали вешать прилюдно). В Инте каторжных лагпунктов не было, а у соседей, на Воркуте, до какого-то времени были.
По слухам, каторжники носили одежду грязно-свекольного цвета; на груди, на спине, на колене и на шапке – номера. Рассказывали, что по зоне они передвигались в кандалах. Кроме ТФТ – тяжелого физического труда – никаких других занятий им не полагалось, даже до должности дневального каторжанин не мог дослужиться. Придурками на тех лагпунктах были то ли вольные, то ли бытовики... Не знаю, что из этих слухов правда, а что нет. Вроде бы и к нам на третий ОЛП прибыл кто-то из бывших каторжан – сверхопасный, что ли? (Про тех, кто из обычных лагерей попадал в Минлаг, говорилось: "заминировали". А про тех, кто угодил в Морлаг – "заморозили"). Можно было бы расспросить новичка, но я же не знал, что буду писать эти заметки. Так и не поговорили...
О неприятных особенностях минлаговского режима я уже упоминал. Но кроме жилой зоны была ведь и производственная. Вот там жизнь была совсем другая.
Ценой не очень больших усилий – все-таки шесть лет лагерного опыта за спиной! – мы с Юлием перевелись на шахту 13/14, я – бухгалтером, он - нормировщиком. Теперь мы и жили в одном бараке, на работу ходили в одной колонне.
Водили нас под усиленным конвоем – с автоматами, с овчарками. Ребята говорили, что замыкающий колонну краснопогонник тянет за собой пулемет на колесиках; своими глазами этого я не видел, может, и правда.
Но как только мы оказывались на территории шахты, строй рассыпался, и при наличии живого воображения можно было представить себя свободным человеком – на целых восемь часов, пока не кончится смена.
Свободное копирование
