Полной противоположностью начальнику был его заместитель Купцов, тоже младший лейтенант. Это равенство в чинах Куриченкова наверняка ранило: заместитель был моложе его лет на сорок с лишним – наглый крикливый мальчишка. Но приходилось терпеть: родной брат Купцова, майор, был по каргопольским меркам большой шишкой, начальником оперчекистского отдела, кажется.
В отличие от Куриченкова, Купцов-младший вечно искал повод сделать кому-нибудь из зеков пакость. Мне – маленькую: привел в бухгалтерию парикмахера Витьку и приказал:
– Этого кудрявого остричь!
(А кудри-то и отросли сантиметра на три, не больше). Другим приходилось хуже.
В очередь с прочими придурками я иногда дежурил в адм. корпусе. Из-за перегородки доносился голос вольнонаемной телефонистки: "Мостовича! Мостовича! Дай Кругличу!" Иногда она принималась напевать:
Мама, цаю, мама, цаю, цаю, кипяцёного,
Мама, дролю, мама, дролю, дролю заклюцённого!..
(В тех краях смешно путают "ц" и "ч", меняя их местами. Я своими глазами видел бумагу, адресованную в Цереповеч).
Но мне и более интересные вещи случалось слышать во время тех дежурств. Например, спор Купцова с командиром дивизиона охраны старшим лейтенантом Наймушиным.
Во время шмона на вахте у девчонки за пазухой обнаружили три килограмма унесенной с поля картошки.
– Судить будем! – кричал Купцов. – Судить!
А Наймушин, фронтовой офицер, урезонивал его:
– Не пори хуёвину. Ну, получит девка по году за килограмм. Это хорошо?.. Дай десять суток – и хватит с неё.
На том и порешили... И другой их спор я запомнил.
Расконвоированные зеки обязаны были возвращаться в зону к определенному часу. И вот на поверке выяснилось, что один, бесконвойник-прораб, отсутствует.
– Сбежал! – кричал Купцов. – Давай, объявляй его в побеге!
А Наймушин отвечал негромким ленивым голосом:
– Не пори хуёвину. Куда он сбежит? Ему через неделю на освобождение идти.
– А где он?!. Ты знаешь?
– Знаю. На Островное пошел, к своей бабе. Прощаться.
У прораба действительно на Островном, лагпункте "мамок", готовилась рожать его подруга.
Вообще-то побеги изредка случались: "ваше дело держать, наше дело бежать". Уйти с 15-го было не слишком сложно. Нестрогий режим, вместо сплошного забора – проволочное ограждение. Один молоденький вор по-пластунски подлез под колючую проволоку – и с концами. Поймали его случайно: в Вологде на базаре столкнулся нос к носу с оперативником, знавшим его в лицо.
Второй побег я описал со всеми подробностями в сценарии "Затерянный в Сибири". Семеро блатных договорились спрятаться от развода; их отыскали и вывели "доводом" – т.е., отправили догонять свою бригаду в сопровождении одного вохровца. Это входило в их планы. В лесу один из воров, симулируя мучительную боль в желудке, повалился на землю и стал кататься по хвое. Подкатился к ногам конвоира, обхватил его за сапоги и повалил. Налетели остальные, обезоружили стрелка – он и не сопротивлялся, только просил не убивать. Большинством голосов – шесть против одного – решили не пачкать рук кровью. Запихали ему в рот кляп, привязали к сосне и двинулись дальше. Ножом, отобранным у вохровца, вожак строгал палочку; шел и строгал, а остальные держались чуть поодаль – такая ничем не приметная компания деревенских парней. Но подлость натуры взяла своё: не слушая уговоров, вожак вернулся и тем же ножом перерезал связанному конвоиру горло. Дикое, совершенно бессмысленное убийство... Их поймали в той же Вологде, поэтому привезли обратно живьём и судили. Этим всем дали по четвертаку.
Свободное копирование
