В первых числах ноября в штабе я встретил того офицера-пограничника, который в Челищеве назвался Соломатиным.
— Здравствуй, здравствуй, пограничник, как дела? Как курсы?
— Товарищ подполковник, курсы окончены, звание присвоено. Теперь по частям.
— А назначение ты уже получил?
— Нет еще. Слышал, что меня вроде хотят здесь, при штабе фронта оставить…
— При штабе? Да что тебе, такому молодцу, при штабе делать? Поедем ко мне в корпус!
— В какой корпус?
— А я получил назначение. Завтра еду в 7-й кавалерийский корпус. Буду там начальником Особого отдела. Так что?
Кавалерия… казаки… кони лихие… шашки… бурки… шпоры… рейды по тылам противника… Все это, как кадры кинохроники, прокрутились в голове.
— Так я верхом-то…
— Ну и что? Помоложе меня, научишься.
— А вы можете здесь с начальством договориться?
— Ну, это не твоя забота. Так согласен?
— А что… согласен!
— Вот и хорошо. Как фамилия? Дай-ка я запишу. И не забудь —7-й кавалерийский.
Не успел я, прибежав в комнату, где мы жили, и раскрыть рот, как соседи буквально навалились на меня:
— Где тебя черти носят? Приказано в полном составе к 15.00 явиться в клуб штаба. Понимаешь, здесь даже клуб есть! Вот устроились товарищи! Кому война, кому… самодеятельность. Ты ведь тут и дальше служить будешь, слухи пришли…
— Черта с два! — И я рассказал о предложении подполковника Соломатина.
— Ну чудик! Здесь-то лафа была бы, а ты в казаки!
— И правильно, что в казаки, жаль только, что с погранвойсками распрощаешься, — поддержал мое решение кто-то.
— Да, пожалуй, ты прав. С погранвойсками расставаться жалко, но ведь в коннице-то воевать, а не тылы охранять…
— А что в клубе-то?
— Что в клубе, что в клубе! Репетиция, вот что, — Праздник скоро — 7 Ноября. Начальство решило силами наших курсов и девчат из военной цензуры, видели, какие красавицы тут ходят, будь здоров, концерт подготовить. Кто споет, кто спляшет, кто стихи прочитает. Майор из политуправления приходил, приказал к 15.00. Там на месте решат, кого брать, кого нет.,
В детстве я немного учился играть на пианино. Больше, правда, подбирал по слуху, чем играл по нотам, и страшно обрадовался, когда за кулисами клубной сцены увидел рояль. Притащил стул, сел, открыл крышку — и боязно стало. Господи, вечность ведь прошла. Дым, кровь, бомбежки, отступление… Война и… старенький рояль. Осторожно тронул клавиши…Ребята обступили вокруг.
— Ну, сыграй, сыграй что-нибудь…
Что же сыграть? Вспомнил мотив песенки из кинофильма «Истребители»: «В далекий край товарищ улетает, родные ветры вслед за ним летят…»
— Еще, еще… «Три танкиста, три веселых друга…»
— Нет, эту не надо. Попробуй вот «Махорочку».
Я стал подбирать мотив под слова: «Эх, махорочка-махорка, подружились мы с тобой, вдаль глядят дозоры зорко, мы готовы в бой, мы готовы в бой!..» Мотив был немудреный, я смелее стал его наигрывать. И вот в этот момент вдруг слышу из-за спины:
— Товарищ младший лейтенант, а вы не подберете мотив одной песни, она нам очень нравится, только названия не знаем, но песня прекрасная…
Оглянулся — три девушки в форменных платьях, рядом с нашими ребятами. Та, которая задала вопрос, стояла слева, чуть поодаль.
«Ну до чего же красива!» — мелькнуло в голове. Чудные светлые волосы, голубые-голубые глаза, очаровательное личико.
— Зоя, ты попробуй, напой мотив, может быть, и получится…
— Что ты, Ирочка, как же я могу?
— Можешь, можешь! В комнате сколько раз пела…
Зоя запела:
Помню, пулей грудь обожгло,
Сколько годочков прошло…
Многое в жизни бывает,
Мир наш могуч и широк.
Но каждый из нас выбирает
Только одну из дорог…
Не сильный, но удивительно приятный, душевный, глубокий голос, слова, пропетые с таким чувством и какой-то болью…
— Нет, извините, пожалуйста, этой мелодии я не сыграю, — пролепетал я, почувствовав, что сердечко мое сжалось отчего-то. Подумал — ну, парень, ты погиб! Такие девушки убивают наповал!