Действительно, 5 июля 1943 года истекал пятилетний срок, вынесенный мне заочно Особым совещанием. Мне интересно было знать, как отнесется к этому Лебедев. Но «на челе его высоком не отразилось ничего…» Он, как и я, прекрасно знал, что никакого освобождения не последует, а состоится лишь «спектакль» на тему освобождения. Не последнюю роль сыграет в нем и мой дорогой начальник.
5 июля, на очередное представление комедии под названием «Накось выкуси!» (автор - Иосиф Сталин, в содружестве с Берией Л., Ежовым Н. и др.), разыгрываемой чуть ли не каждый день у письменного стола УРЧ лагеря, буду приглашен и я.
«Моя судьба» попросит меня сесть, неторопливо вытащит из ящика стола важную бумагу с государственным гербом, увенчанным буквами «СССР, СССР, СССР», и зачитает:
«Такой-то (имярек) отбыл срок наказания, подлежит освобождению из исправительно-трудовых лагерей, о чем и уведомляется». Под бумагой следуют несколько факсимиле подписей известных всей стране государственных деятелей, олицетворяющих советскую власть, партию и органы безопасности.
Пока я ставлю подпись под документом и благодарю за освобождение, «моя судьба» вытаскивает другую, не менее важную бумагу, с тем же гербом, в виньетке тех же букв «СССР, СССР, СССР», и зачитывает: «Такой-то (имярек) задерживается в исправительно-трудовых лагерях в качестве заключенного до окончания Великой Отечественной войны». Под бумагой следуют подписи тех же государственных мужей, ныне известных всей стране и как государственные преступники.
- Почему вы молчите, гражданин начальник? Вы не верите, что меня освободят? Говорите, не молчите.
Он с иронией посмотрел на меня.
- Твое освобождение от меня не зависит, ты же знаешь!
- Я знаю. Но кого назначить хлеборезом - зависит от вас.
- Вот я и назначаю тебя.
- Но я никогда этим делом не занимался и не хочу заниматься. Честно говоря - все хлеборезы жулики!
- Я не спрашиваю тебя, хочешь или нет! Я приказываю.
- Приказываете стать жуликом? Неужели нельзя найти другого кого-нибудь?
- Кого? Не видишь, кто в лагере находится?
- Вижу.
Я посмотрел на Габдракипова в надежде найти у него понимание.
- Соглашайся, Жженов! Прошу тебя, - сказал Габдракипов.
- Влипну я с этим хлебом, гражданин начальник! - упорствовал я. - Не умею я торговать, поверьте… Мало вам одного растратчика, что ли?
- Как только найду подходящего человека - заменю. Но сейчас такого нет!.. - Лебедев перешел с начальственного тона на простой, человеческий. - Нельзя дальше держать лагерь голодным. Не видишь, что делается? Меня интересует, будет ли порядок?
Он замолчал, как бы раздумывая, стоит ли сказать мне еще что-то, и, решив, что стоит, неожиданно выпалил:
- Запрос на тебя пришел из Усть-Омчуга. Так что не советую ссориться со мной, артист!
- Это серьезно, гражданин начальник? Вы не шутите? Из культбригады, да? - обрадовался я.
- Не шучу. Так что, будет порядок?
Он точно рассчитал, чем можно сломить мое сопротивление.
- Обещаю, что «комбинаций» с хлебом не будет. А будет ли порядок, не знаю, не уверен. В этом деле я младенец, учтите это.
- Ладно, учту. Иди принимай хлеб и торгуй, младенец.
Вот так я стал хлеборезом.
Свободное копирование
