В конце концов пришло время, когда и отец понял, что мать уже не одна, что мы подросли и встали на ее защиту решительно. Связываться и с нами стало опасно и чревато неприятностями для него самого.
Однажды, предупреждая очередной скандал, я сказал ему: «Не лезь к матери - худо будет». Обозлившись на меня, отец замахнулся, но я успел присесть, и рука его, разбив стекло двери, у которой мы находились, по самое плечо оказалась в другой комнате, изрядно кровоточащая. «Я предупредил тебя», - сказал я удовлетворенно.
Другой случай, после которого отец навсегда прекратил драки с матерью. Во время очередного запоя, когда он буйствовал и кидался на всех, мать, защищаясь, швырнула в него фаянсовым заварочным чайником и рассекла вену на виске. Отец в ярости кинулся на мать и, наверное, убил бы ее, не окажись мы рядом. Оттащив от матери, мы уложили его на кровать и, так как он продолжал буйствовать, привязали к кровати за руки и за ноги, дав возможность матери безбоязненно промыть рану и остановить кровь. «Выросли, змееныши, матку защищаете…» - говорил его взгляд, когда, затихнув, он ошалело глядел на нас с кровати.
Конец запоя всегда был одинаков. С утра отец не выходил из своей комнаты - его бил озноб, лихорадка, его тряс «колотун». Ни есть, ни пить он не мог, так организм его был отравлен. Жутко и жалко было смотреть на отца в этот момент.
Несколько дней продолжались мучения, пока, наконец, в одно прекрасное утро он не появлялся на пороге комнаты преображенный, как раскаявшийся грешник, с узелком чистого белья под мышкой - он шел в баню. А вечером - чистый, умиротворенный, тощий до прозрачности - сидел под лампочкой за своей конторкой в комнате перед раскрытой на первой странице огромной толстой книгой. Книга называлась «Трезвая жизнь». Дореволюционное, общедоступное, выпускаемое для простого люда издание, распространяемое Обществом трезвенников среди низших слоев населения с воспитательной, благотворительной целью.
Весь промежуток времени между запоями отец читал эту толстую книгу. По количеству непрочитанных страниц мы, как по календарю, всегда знали, далеко ли до следующего запоя. Как только дочитывалась последняя страница, книга захлопывалась, и все начиналось сначала… И так всю жизнь! До самого моего ареста в 1938 году я помню эту книгу в нашем доме.