А потом начались практические занятия в теплице. И здесь мы неожиданно увидели другого человека, поразившего нас мастерством – настоящую хозяйку волшебного царства, представшего однажды перед нашими восхищёнными глазами. Никогда не забуду своё потрясение, когда впервые попала туда. Уже стемнело, учились мы во вторую смену, урок был последним. В накинутых пальтишках, мы пробежали по тёмной аллее к призывно светящимся окнам. И замерли, сгрудившись, на пороге. Среди зимы увидеть цветущие тюльпаны, грядки со стрелками зелёного лука, огурцы, большой куст сирени в углу, когда за окнами рвалась сквозь стеклянные рамы вьюга, обжигал щёки и носы мороз, не чудо ли это! Всё постепенно наладилось, теплица помирила нас, точнее, помогла понять и принять эту скромную, безобидную, трудолюбивую женщину. С каким восторгом мы, пятиклашки, лепили торфяные горшочки, высаживали рассаду, потом в саду и на опытном участке вместе с ней учились разбивать грядки, полоть, удобрять растения! У меня сохранилась любительская фотография, где она стоит в окружении детей на фоне цветущего яблоневого сада. Видно, какое уставшее и доброе лицо у этой преждевременно состарившейся женщины. Я не забыла те первые уроки, когда впервые пришло осознание, что поступать нужно по совести, а не как все. Но тут уже мама объяснила мне, когда я поделилась с ней переживаниями, почему недостойно воспринимать человека по внешнему виду. «Это пошло и глупо, – резко отчеканила она. – У людей могут быть разные обстоятельства, нужно уметь видеть главное. Мария Фёдоровна достойна большего уважения, она редкая труженица».В старших классах она уже не учила нас. В школу пришли молодые преподаватели, требовательные, принципиальные, жёсткие. С учительницей я уважительно здоровалась, вспоминая каждый раз мамины слова. Потом я поступила в институт, начала работать, в школе уже не бывала. Знала, что Мария Фёдоровна переехала в благоустроенную квартиру в другом районе города. С учительницей я встретилась ещё дважды незадолго до её переезда к сыну в другой город. Однажды мы навестили её с братом. Тогда я впервые услышала подробности её долгой и нелёгкой жизни. Она рассказала нам, как, получив похоронку, не могла поверить, что не стало любимого человека, смеялась и плакала, порывалась куда-то бежать. Слегла в горячке. Потом пришла в себя, осознав, что не имеет права оставить своих мальчиков сиротами. Я была удивлена, услышав, что она из-за мужа стала не математиком, как мечтала, а ботаником, чтобы иметь возможность работать с ним в одной школе. Там не было преподавателя этого предмета. Война оборвала жизнь одного человека и, как показалось мне тогда, сделала бессмысленной жертву другого. Любить математику, физику, а преподавать ботанику и зоологию, мне, только окончившей педагогический институт, казалось немыслимым. Вскоре я снова встретилась с ней, теперь уже случайно. Я торопилась на какое-то торжество с цветами и тортом и случайно столкнулась с ней. Она так обрадовалась мне, что я забыла о приглашении. Мы пили чай с тем тортом. Мария Фёдоровна, посматривая на хризантемы в вазе, рассказывала о детях, о своей жизни, не жалуясь, не сетуя на судьбу. Вспомнили школу, учителей. Я призналась ей, что до сих пор испытываю стыд за то своё поведение. Она отмахнулась, слегка улыбнувшись: «Что за пустяки, Таня! Я люблю всех вас, твоих родителей, они прекрасные люди. Другого не помню. Не забыла, как мы за воскресенье засадили сквер?» Ещё бы мне не помнить! Всем классом бегали на перемене смотреть, принялись ли деревца, мечтая, как вырастем и соберёмся под их кронами. Мы обещали друг другу, что будем каждый год встречаться в родной школе. На месте нашей школы построен девятиэтажный жилой дом. Теперь она только снится мне с её уютным спортзалом, рекреациями, парадной лестницей. Там, где когда-то был разбит наш сквер, возведён дом культуры железнодорожников, ныне филармония. А я, читая любимые строки И. Бродского, вспоминаю свою учительницу, родную школу, сад, теплицу: «Какой печалью нужно обладать, чтоб, вместо парка, что за три квартала, пейзаж неясный долго вспоминать, но знать, что больше нет его; не стало».
Провожая меня до дверей в ту последнюю нашу встречу, Мария Фёдоровна сказала со вздохом: «Ты так старательно готовилась к моим урокам, так отвечала, я думала, что пойдёшь по моим стопам». Нет, я выбрала другую специальность. Дело матери продолжил старший сын, доктор наук, профессор, достаточно известный в своей области знаний. Не в той ли теплице, где день и ночь трудилась мать, зародился у него интерес к профессии, ставшей его судьбой. Учительницы моей давно нет на этом свете. В семье одного из сыновей тихо окончился её земной путь. А я часто вспоминаю её, старую школу, располагавшуюся в здании бывшего Учительского института. В последней четверти XIX века оно было подарено городу для подготовки земских учителей помещиком Мачуриным. В книге местного краеведа прочла, что директор школы встретила после войны старика, просившего милостыню. Кто-то подсказал ей, что это бывший владелец здания, в котором открыли железнодорожную школу. Она подошла к нему, пригласила к себе, но он исчез. Неспокойные были времена…
Свободное копирование
