Слабость Ивана Александровича к социалистической собственности была известна всем, но выдать его не мог даже парторг, громко клеймивший на собраниях редких в ту пору «несунов». Впрочем, в конце сороковых, когда нечем было отапливать выстуженный дом, в котором околевали от холода и голода его дети, сознательный папа в молочном бидоне уносил с медпункта несколько килограммов паровозного угля, который сердобольные машинисты приносили молодой медсестре на работу, зная принципиальный характер её супруга. Однажды, столкнувшись с милицейским патрулем, мама отчетливо произнесла: «Федя, не расплескай уголь». Молочный бидон для конспирации был прикрыт белой марлей. Папа, державший маму под руку, еще крепче вцепился в его ручку, решив отбиваться до последнего, а молодые ребята, догадавшись, в чем дело, громко захохотали, взяли под козырёк и двинулись дальше. Отец, в глубокой старости вспоминая этот эпизод, смеялся и, вытирая слезы, повторял:
- Федя, не расплескай уголь.
-Да ладно тебе, - ворчала мама, - ты еще не знаешь, у кого я купила доски с товарного двора, крыльцо уже совсем провалилось.
- Да чего там не знаю, - парировал отец, - твой благодетель уже полдепо продал.
- Не пойман - не вор, - обрывала мать начинавшего накаляться отца.
