Степень в сутенерстве - 3

Мы шли к тюрьме. Я оглянулся. Слон пристально смотрел на нас. Его язык облизывал отбивные. Его хобот подергивался в предвкушении вечеринки.

На тротуаре она протянула мне ключи от своего желтого тридцать шестого "Форда". Мне повезло. Меня научили водить грузовик для стирки белья еще в тюрьме. Мотор "Форда" запел прекрасную мелодию. Это были не “колеса” сутенера, но они, несомненно, сделали бы поездку по городу легкой.

Я заехал к ней домой. По дороге она подыгрывала мне. Она готовила меня к гонке в Джорджии. Эта ящерица решила, что мое ухо - это скоростная трасса. Она проехала в нем сотню кругов. Я был еще зеленым. Я не должен был позволять ей прикасаться ко мне.

Ее блокнот действительно был ловушкой для лохов. Она наклеила светящиеся белые звезды на голубой потолок гостиничного номера. Там была одна синяя лампочка. Он сексуально светился из-за трехфутовой гипсовой копии картины Родена “Поцелуй”.

Над кроватью висело зеркало. На стенах по обе стороны от кровати были зеркала. Перед голубым шезлонгом белел ковер с белым медведем.

Я сел на шезлонг. Она включила портативный проигрыватель. Эллингтон заиграл “Настроение индиго”.

Она проскользнула в ванную комнату размером с камеру. Ее дверь была наполовину закрыта. Пекинец вытирал мочалкой ее подмышки и кошку. Она была обнажена. Она, несомненно, задыхалась от желания обвести меня вокруг пальца, лишив меня молодости. Я задавался вопросом, спрятала ли она этот рулон скретча, и если да, то где.

Она танцевала танец живота под секс-бустер “Индиго”. Она была низкорослой принцессой Ватуси. Ее соблазнительное черное тело отливало тюленьей кожей. Однажды я, сука, вспомнил диалог, в котором описывалась такого рода ситуация.

Что сказали сутенеры в заведении: “Ты должен держаться подальше от этих потрясающих кисок. Ты должен делать вид, что у тебя ничего не получается. Ты должен сосредоточиться на главном”.

“Оставайся холодным и жестоким. Сначала убери свою царапину. Не позволяй им издеваться над тобой. Они будут смеяться над тобой. Они отпустят тебя, как дурака, после того, как обманут тебя. Твой скретч-коп - единственный способ засунуть крючок в их вонючие задницы ”.

Она протанцевала к изголовью кровати. Она наклонилась и приподняла край красного ковра. Ее задняя часть покачивалась в такт “Индиго”. Оно ухмылялось мне. В этом раунде, конечно, был театр.

Она танцевала в мою сторону. В руке у нее были две тонкие баночки. Коробка у кровати отказала, и “Индиго” вызывали на бис.

Она стояла у меня между ног. Даже сквозь ткань брюк я чувствовал горячую влажность ее внешней поверхности бедер. Внутреннюю поверхность моих коленных чашечек покалывало от жара.

Она задрожала и покрутила своим черным атласным животиком у меня под носом. Ее мурлыканье “Indigo” было низким и хриплым. Она определенно подходила под комплектацию, о которой предупреждали сутенеры. Моей двадцатиоднолетней вишенке не терпелось откусить кусочек.

Она взяла зажигалку со столика для коктейлей. Она перекладывала палочки во рту, чтобы они горели ровнее. Она зажгла их и протянула мне одну.

Она сказала: “Папа, это светло-зеленая травка из страны чили гут. Она сделает нас мягче. Почему бы тебе не раздеться?”

Я глубоко затянулся палочкой марихуаны. Я посмотрел в страстные мечтательные глаза.

Я как попугай повторил: “Сука, не добавляй дерьма в игру. В моих правилах бизнес всегда важнее удовольствия. Я сниму свою одежду, когда буду знать, что снимаю ее со своей шлюхой. Я не питаю слабости к Джорджии. Срываюсь с приличного нуля, сука ”.

Я слышал это дословно в тюрьме. Это сработало как детектор лжи. Мотор в ее животе запустил стержень. В ее глазах был отстраненный взгляд.

Она была занята пошивом костюма для меня. Она рухнула на корточки йога на коврике с белым медведем. Ее луна подмигивала мне. Ее голос был чертовски сладким.

Она запела: “Милый папочка, ты уже сбил меня с ног. Я твоя сладкая сучка. Я получила ноту "С" от трюка, который подставил мне нос. Он воспользуется этим завтра вечером. Это твое, но ты должен подождать. А теперь иди и уложи своего ненормального ребенка в кроватку ”.

Моя система была чистой. Марихуана была мощной. Она не знала, как отчаянно я нуждался в сутенерстве. Она не могла знать, что была первой. Я не мог позволить ей сбежать.

Я должен был завести шлюху. Эта травка посылала через меня потоки гнева и ненависти в такт “Индиго”. Мой смертельный враг сидел на корточках на том белом ковре.

Я подумал: “Я убью эту коротышку-черную сучку, если она не поцарапает мне свою грудь”.

Как грубый коп, дающий грабителю последний шанс признаться, я сказал: “Сука, покажи мне ту царапину, которая была у тебя между сисек”.

Ее глаза расширились от удивления и гнева.

Она процедила сквозь зубы: “Ты слишком усердно сводничаешь с тощим ниггером. Я передумала. Бери свою крышку и Бенни и сваливай”.

“Индиго” был в приподнятом настроении. Подобно молнии с коричневой кожей, я вскочил с шезлонга. Я откинул правую ногу назад.

Я почувствовал, как напряглись сухожилия в моей тазобедренной впадине. Мои глаза ожидали выстрела в сердце. Моя туфля eleven triple-A с острым носком полетела к ней.

Коротышка-счастливчик вовремя обернулся. Кожаная бомба взорвалась у нее под левой лопаткой. Она упала плашмя на живот. Она лежала и стонала.

Затем, как во снах в притоне, я пинал ее сзади, пока мою ногу не свело судорогой. Все это время она только стонала и всхлипывала. Я был весь в поту. Тяжело дыша, я лег на медвежью шкуру рядом с ней. Я прижался губами к ее уху.

Ледяным шепотом я сказал: “Сука, мне обязательно убивать тебя, чтобы сделать своей шлюхой? Встань и почеши меня”.

Она повернула голову и посмотрела мне в глаза. Теперь в них не было гнева, только страх и странная страсть. Ее дрожащий рот открылся, чтобы заговорить. Долгое мгновение ничего не выходило.

Затем она прошептала: “В тебе кровь шлюхи. Пожалуйста, не пинай меня больше. Я твоя маленькая собачка. Я сделаю все, что ты скажешь. Я люблю тебя, Милый папочка”.

Ее когти вонзились мне в затылок, когда она попыталась высосать мой язык от корней. Я чувствовал вкус ее соленых слез.

Она доковыляла до проигрывателя. Она приподняла его уголок. Она вытащила из-под него комок царапин. Она отвергла “Индиго”. Она поставила еще одно блюдо на проигрыватель.

“Lady Day” пела грустный плач. “Мой мужчина меня не любит, обращается со мной ужасно подло. Он самый подлый мужчина, которого я когда-либо видела”.

Я стоял на медвежьей шкуре. Она подошла ко мне с царапиной в руке. Она положила ее мне на ладонь. Я быстро пересчитал ее. Это было респектабельно. Это должно было быть больше двух счетов. Я был готов позволить этой вишенке лопнуть.

Я подхватил девятифунтовую коротышку на руки. Я сильно укусил ее за кончик подбородка. Я отнес ее к краю кровати. Я швырнул ее на нее. Она подпрыгнула и легла на спину. Она тяжело дышала. Ее ноги были широкой пирамидой.

Я быстро разделся. Я сорвал верхнюю простыню. Я разорвал ее на четыре узкие полоски. Я привязал ее руки к столбикам кровати. Я раздвинул ей ноги. Более длинными полосками я привязал ее ноги к верхним пружинам по бокам кровати.

Она лежала там как пленница. Я подвергла ее процедурам истязания нервов, которым меня научила Пеппер. Она четыре раза теряла сознание. Она не могла отойти от захватывающей, ужасной пытки.