Годы независимости - 2

На фото: Гизелла Быховская (урожденшя Горвиц) с внукам Рышардам Быховским. 1930 г

Накануне какого-то семейного торжества, вроде Сочельника, а может, и на Хануку, Якуб Хильсум вдруг сказал, что ему надо купить сигареты. Вышел из дома и никогда сюда больше не вернулся. Кажется, его видели в тот вечер на Gar de Lion в обществе какой-то проститутки. Известно, что он был жив, но ни разу не дал о себе знать. Однажды Роза нашла в газете объявление: Rose! Pardonnez moi. Je t’aime[1]. Оно заставило ее до конца жизни ждать мужа.

Под влиянием Макса, который часто наведывался к ним в Париже, два сына Розы — Рене и Шарль — стали ярыми коммунистами. Была ли тут виной идеология, или главную роль сыграли материальные соблазны, никто не знает, но когда в Париже был создан банк, сотрудничавший с Советским Союзом, Шарль Хильсум стал его директором. Рене занялся изданием коммунистической литературы. И только Люсьен сохранял независимость и, не желая получать протекции ни от Макса, ни от своего великого кузена Андрэ Ситроена, просто пошел рабочим на ситроеновскую фабрику.

Третья сестра — Гизелла Быховская — после смерти любимого Янека погрузилась в духовный траур. Впрочем, склонность к меланхолии ей была свойственна всегда. Зато ее шестнадцатилетняя дочь, энергичная, уверенная в себе и острая на язычок Марта была само воплощение психического здоровья. Еще учась в гимназии, она выбрала медицину. Муж Гизелки, доктор Зыгмунд Быховский, невролог, до войны ординатор в госпитале Государственного Преображения, снятый в 1912 году со своего поста из-за происхождения, вел частную практику. Его увлекла общественная деятельность. И он одинаково рьяно работал как в польских, так и в еврейских учреждениях. Вице-председатель Варшавского общества нейрохирургов, член управления Объединения врачей Речь Посполита Польши, основатель журнала «Польская неврология», он исполнял функции председателя магистрата, входил в управление еврейской гмины, преподавал общественные науки в Институте иудаики.

Самый старший сын Гизеллы и Зыгмунда Густав получил медицинское образование в Петербурге, Вроцлаве и Лозанне. Докторскую диссертацию защитил в 1919 году в Цюрихе. Специализировался в психиатрии: его первым учителем был Эжен Блойер — известный психиатр и психолог. В 1921 году он уехал в Вену, чтобы развить свои знания у создателя психоанализа Зигмунда Фрейда. И быстро стал одним из его любимых учеников.

Четвертая сестра моей бабушки — Генриетта Маргулис много времени проводила в санаториях. Психическое заболевание одной из ее дочерей — Алиси и недомогания физического и нервного свойства самой Генриетты привели к тому, что эта ветвь моей родни вроде выпала из общей жизни и жила где-то сбоку, отдельно от нас, на что Стефа и Марыся Маргулисы справедливо обижались. Обе мои кузинки в межвоенное двадцатилетие завершили в университете свою учебу по химии. Стефа вышла замуж и уехала в Краков. Марыся нашла себе место в фирме косметики, а после смерти матери целиком посвятила себя несчастной сестре и больному отцу.

У Людвика Горвица, брата моей бабушки, геолога, и его жены Гени детей не было. После возвращения в Польшу в 1919 году он сначала работал в Государственном метереологическом, а позднее — в Государственном геологическом институте.

Макс Горвиц после бегства из лагеря в Домбе находился в эмиграции. Он входил в непосредственное руководстве компартии за границей. Был членом президиума Коминтерна и постоянным его представителем в Москве. Летом 1922 года он нелегально на телеге с сеном переправился через Мексику в Штаты как эмиссар Коминтерна, чтобы помочь преодолеть раскол тамошней компартии. В 1923 году осел с семьей в Берлине. Вместе с Адольфом Барским и Марией Кошутской — «Верой» — создал в руководстве партии особую группу под названием «Три В».

Самая младшая сестра моей бабушки — Камилка — после возвращения в Варшаву стала предметом особой заботы всей родни. Ее как мать-одиночку подстерегало множество трудностей не только административного, но и профессионального характера: со стороны работодателей, да и в глазах общественного мнения и даже круга знакомых. Прочерк в графе метрики мог испортить Янеку жизнь. А это значит, что по тем временам необходимо было что-то предпринять. Нашли человека, который согласился на фиктивный брак и усыновление мальчика. Герман Горвиц. Благодаря этому Камилле ни себе, ни ребенку не пришлось менять фамилию. Он жил в Бродах, ему было шестьдесят, по профессии, как следует из свидетельства о браке, писатель, следовательно, в деньгах нуждался.

Брак оформили в 1921 году в еврейской гмине в Вене. Развелись через три года. Свидетелем и брака, и развода был Густав Быховский. Так панна Горвиц стала пани Горвиц, а ребенок обзавелся официальным отцом. Одна из важнейших проблем была решена.

Камилла стала работать врачом в Амелине, в клинике для нервнобольных, которой руководил тогда доктор Радзивиллович — один из немногих владельцев варшавских больниц, принимавший на работу евреев. Маленький Янек жил у родственников: сначала у Маргулисов, потом у Бейлиных, наконец, и у моих бабушки и деда. Спустя какое-то время Камилла, благодаря помощи родственников, а может, и за счет наследства от Юлии, обзавелась собственной квартирой в том же доме, где жила Флора.