В 1960 году мне исполнилось 60 лет. Стал я оформляться на пенсию, доложил об этом председателю колхоза. Тот передал распоряжение председателю комиссии Барановой. Она собрала комиссию – двоих женщин из бухгалтерии и двоих мужчин, один из них Бочкарев Василий Ермолаевич. Баранова мне говорит:
- Андрей Васильевич, наши колхозные архивы мыши съели. Шкаф стоял в амбаре, а в нем был хлеб.
Отвечаю ей:
- Я знаю, что архив съеден мышами, но кто додумался туда поставить архив? Такое может произойти только в колхозе, где никому ни до чего нет дела. – Потом говорю: - Ладно, у меня есть колхозные трудовые книжки, я не сдал их учетчику и сохранил – с 1955 по 1960 годы. На, пожалуйста, бери, в хороших руках ничего не пропадает.
Взяла она книжки, полистала и говорит:
- В книжках отмечены только трудодни.
- Так переведи трудодни на деньги.
- Нельзя, - говорит.
Обманули меня и начислили пенсии всего 12 рублей. Тогда всем одинаково начисляли: и кто хорошо работал, и кто плохо. Круговая порука. С 1930 года никому не платили деньгами, запишут трудодни, выдадут на один трудодень 200 граммов плохого хлеба – как хочешь, так и кормись. Спасало собственное позьмо. Сеяли картошку, просо, рожь. У меня позьма было 45 соток, как и у всех. Держали корову – молоко очень выручало. Вот мы и остались живы.
Я проработал в колхозе 45 годов, никуда из него не уходил. Хотя приглашали завхозом в больницу, даже предлагали охлопотать меня через райком. Но я отказался. И в сельпо приглашали завхозом, но я и туда не пошел.
И вот за свою преданность колхозу я получил 12 рублей пенсии. Такую пенсию я получал 9 годов. Потом пенсию стали давать 18 рублей – ее получал 8 годов. 28 рублей я получал 6 годов. Мы колхозники, а колхозникам не хотели платить хороших пенсий. Такая была система.
Свободное копирование
