Первое время я не замечала своего одиночества, сильно увлекаясь писанием "Моих Воспоминаний" и не видела, как время летит, но не прошло и недели, как я почувствовала убийственную тоску; если б не мама, я сума сошла бы от скуки. Все то же изо дня в день, сегодня как вчера -- скучно! В бесконечно длинные осенние вечера я положительно не знала, что с собою делать, куда себя девать. Писала до умопомрачения, но труд не давал мне успокоения, он лишь отвлекал меня механически от моих дум, которые неслись все в Ташкент. Нет, решительно я не могу выносить одиночества! Часто, часто угощаю Марию Михайловну слезами и нервами; ее утешения плохо на меня действуют. Кажется, не выдержу и помчусь обратно к мужу!
На меня напал припадок нелюдимости, живу как улитка в раковине. Муж писал мне, что в самом непродолжительном времени он собирается в Петербург, но наступил октябрь, и о приезде его нет никаких известий, а тут еще я прочитала в газетах, что появилась чума в Самаркандской области, и что на борьбу с этой страшной эпидемией ждут туда принца Ольденбургского, во главе с целой научной экспедицией. Ужасно взволновалась я за мужа и стала бомбардировать его отчаянными письмами, наставляя бездну восклицательных и вопросительных знаков. Я представляла себе всякие ужасы, "черные мысли как мухи не дают мне покоя". Умоляю мужа "успокоить меня неспокойную, осчастливит меня несчастливую", дав мне разрешение вернуться в Ташкент. В голове одна лишь мысль; уехать, уехать!.. Возьму в один прекрасный день и укачу!.. Муж, как магнит, тянет меня, никогда я так не тосковала... ужас!.. Я наконец решилась телеграфировать Сереже, что если он не приедет, как обещал в октябре, то я немедленно выезжаю в Ташкент. Ожидала я его решительного "да", чтобы сейчас же собраться в путь. Муж никогда не спорит о пустяках, не возражает, но в серьезных вопросах делает всегда по-своему. И в этот раз поступил он деспотично, воспротивился моему приезду. Написал мне в ответ, начиная свое письмо словами: "Моя сумасбродушка", чтобы я вооружилась терпением и спокойно ждала бы его; но терпение не было никогда господствующей чертой моего характера. Да и вообще плохая политика отговаривать меня от чего-нибудь; это делается запретным плодом, а ведь я дочь Евы, как никак! Слова "нельзя" в моем лексиконе не существует, и я телеграфировала мужу, что совсем разболелась от беспокойства, и что если он не выпишет меня, то я совсем слягу. Этот раз я вышла победительницей; на следующий же день пришла столь ожидаемая депеша. Я с нетерпением ее открыла и прочитала: "Согласен, приезжай!". Захотелось мне ехать сию же секунду, так как между желанием и исполнением у меня редко бывают паузы. Меня стали отговаривать, страша чумою, но желание видеть мужа так велико, что я ничего не побоялась. Чем больше отговаривали меня мои друзья, тем глубже только убеждали самих себя, но не меня, так как я поставила себе за правило со всеми соглашаться и никого не слушать. Решившись, рассудку вопреки и наперекор стихиям, не откладывать отезда, я отправилась на Николаевский вокзал заказывать себе купе. Первопопавшийся мне железнодорожный служащий объявил, что я напрасно рассчитываю ехать на следующий день со скорым поездом, так как мест наверно не будет, за что я ему от души пожелала "типуна на язык". Какой-то пассажир, услыхав, что я в разговоре с Марией Михайловной упомянула город Баку, наговорил мне разных страшных вещей на счет морского переезда в это время года; путешествие это, по его мнению, грозило всякими неприятностями. Как видно, и для генерал-губернаторской жены не всегда бывает торная дорога, но я к счастию не из тех на которых трудности действуют расхолаживающим образом. Помчалась сейчас же за справками в контору общества "Кавказ и Меркурий" где мне сказали, что через неделю отходит из Баку в Красноводск очередной пароход. Все устроилось, как нельзя лучше, и купе я себе добыла, и на пароход телеграфировала, чтобы оставили места для меня.
Свободное копирование
