Нужно было срочно пересматривать схему набора сельскохозяйственных культур. Исключить из посевных площадей или снизить до минимума нерентабельные культуры. С такими мыслями, имя кое-какой материал с экономическими выкладками, я поехал в районное сельхозуправление. Принял меня начальник сельхозуправления Таланов И.П. - разумный и толковый человек. Он уже, по его словам, давно бьется над этими вопросами, но никак не пробьет эту бюрократическую "стену". Он дал мне задание глубоко проанализировать все отрасли сельскохозяйственного производства за прошлые десять лет и сделать прогноз при нынешней структуре на перспективу. Внести свои предложения об оздоровлении экономики совхоза. Я целый месяц работал с годовыми отчетами за прошедшие годы. Расклад получился внушительный, а результат в экономике отрицательный. На перспективу развития производства согласно постановлениям партии и правительства - и того хуже. Таланов предложил мне сделать доклад по произведенному мной анализу совхоза "Бережки" в райкоме партии на ближайшем заседании бюро КПСС.
Заседание проводил первый секретарь райкома партии Чайковский. Весь мой доклад члены бюро прослушали при гробовой тишине. Они, вероятно, привыкли слышать хвалебные доклады о "красивых" цифрах на перспективу, согласно постановлений и решений, а здесь услышали нечто обратное. Молчание членов бюро прервал Чайковский. Он знал, что я приехал из Сибири, и сказал: "Конечно, сравнивать Сибирь с нашими условиями нельзя. Вам там государство помогает техникой и удобрениями, капитальными вливаниями в развитое производство. И вообще, какое общее впечатление на Вас производит наша зона хозяйствования?" Я был готов к подобным вопросам. Таланов с места одобрительно кивнул головой - "руби под корень" (так он меня напутствовал перед заседанием бюро). Он ведь был знаком с моими экономическими выкладками. Я сразу начал "рубить под корень", сказав, что технология производства сельскохозяйственных культур Сибири не с чем сравнивать - подобного там просто не существует, как можно сравнивать век прогресса с каменным веком. За этот "каменный век" секретарь мне мстил столько времени, сколько я там жил. Я подкрепил свои анализы всеми фактами, которые я уже успел увидеть за непродолжительное время работы в совхозе. Это и неиспользованная новая техника на машинном дворе, и застывшие тонны цемента в боксе автопарка, и кучи минеральных удобрений на межах полей, и посев в неприготовленную землю в погоне за сроками отчетности перед райкомом и т.д.
Я уже проработал месяца три. Рабочее место у меня находилось рядом с главным бухгалтером Матреной Ивановной, при знакомстве с ней она в шутку сказала, что можно называть ее тетя Мотя. Она была старше меня лет на десять. Веселая характером, симпатичная, в меру упитанная, пробойная, видимо, "битая" особа. Мы с ней быстро нашли общий язык. В бухгалтерии, кроме нас, было еще трое сотрудников. Как-то в один из субботних дней к концу рабочего дня она обратилась ко мне: "Экономист, когда ты "пропишешься" в нашем коллективе?" Я ответил, что всегда готов, только скажите, что от меня требуется? Она сказала, что от меня требуется только мое согласие. Я ответил, что если требуется только согласие, то я готов подчиниться мнению коллектива. При окончании рабочего дня, то есть после 14:00, пригласили еще кассира Нюрочку, сдвинули столы и сервировали их нехитрой снедью: булками хлеба, отличного посола и качества свиным салом, зеленым луком и, конечно, пятью бутылками крепчайшего самогона. Разливом, на правах старшей по возрасту и статусу, командовала тетя Мотя. Она себе и мне налила по полному до краев граненому стакану самогона. Остальным сотрудникам наливала согласно штатного расписания и возраста. А мне и себе так налила по полному стакану, словно испытывая меня на повышенном режиме. Для меня, конечно, не было в диковинку, когда мужики такими дозами употребляли водку, но чтоб женщина?... Поэтому я сомневался, что она может опрокинуть такую "рюмашку". Но она выпила без передышки полный стакан и закусила хлебом, салом и луком с таким аппетитом, что можно позавидовать. Я тоже заглотил такую же дозу алкоголя: что я, не мужик, что ли? Мало того, так она прием такой дозы алкоголя для себя и для меня повторила трижды. А тетя Мотя только порозовела лицом, закусывала с завидным аппетитом и весело шутила. Такую крепкую к алкоголю женщину я видел первый и последний раз в жизни. Затем, по окончании трапезы, тетя Мотя вызвала машину - отвезти меня домой. Я помню, как садился в машину, а как выходил из нее - не помню. Дома я как сноп завалился на диван и долго спал.
Я очень уставал, делая анализ для доклада на бюро. Перелопатил гору бумаг. "Простыни" листов с цифрами, от которых рябило в глазах. Домой приезжал совершенно разбитый, а тут еще дед, Майин отец, видимо, определяя меня по натруженным покрасневшим глазам, принимал меня за пьяного. Обещанной квартиры не предвиделось. Я стал замечать, что он стал плохо относиться к моим детям. А со мной вообще не разговаривал. Я понимал, что он старый человек и ему нужен покой, а мы тут целой оравой навалились. А в чем я был виноват в сложившейся ситуации? Где его партийные боссы, что наобещали нам кучу всяких благ, в том числе предоставление нам жилплощади? Даже стола, где можно было ребятам готовить уроки, не было. Спасибо Варваре, что жила в смежной комнате, разрешила им заниматься у себя, да еще за столом на кухне, когда он был свободным.
Работа в совхозе меня увлекала - было много "белых пятен" в хозяйственной деятельности, и нужно было их использовать, представляя материал директору для руководства. Люди - работающие в совхозе рабочие - мне нравились, благожелательно ко мне относились, подсказывали, как улучшить хозяйственную деятельность на производстве. На работе я забывал о домашних невзгодах. И только когда нужно было ехать домой, я вспоминал о тех условиях, особенно в тех, которых живут дети. У меня независимо от моего сознания возникало инстинктивное чувство раздвоения: хочу к семье, но не хочу туда, где придется быть до следующего утра, чтобы уехать снова на работу. И это все с каждым днем усугублялось, и неудовлетворенность убивала душу. В выходные дни я не знал, куда себя деть. Иногда приходил Леня (Майин племянник), и мы с ним отправлялись в привокзальный пивбар, ездили на поезде в лес за опятами. Поскольку он работал машинистом паровоза, то знакомые ему машинист, в нарушение правил управления паровозом, притормаживал состав в нужном месте, и мы сходили в лес за грибами. Возвращались таким же образом, вечером тот же машинист в определенное время забирал нас. Зимой я даже ходил с ним на работу, когда ему предстояло быть дежурным машинистом - держать под парами несколько паровозов. Учил меня управлять машиной (довольно мудреное устройство - паровоз).
Свободное копирование
