Лето 1947 года было засушливое, поэтому урожай овощей и картошки, как основного продукта питания, был очень плохой. Этот год запомнился, как особо голодный. А тут еще нам "помогало" государство - к тем непосильным налогам на землю и домашний скот, выпустило облигации -- государственный заем. А чем платить? Колхоз денег не на трудодни не давал ни копейки, а те жалкие крохи хлеба были голодным пайком. Урожай, вследствие засухи был плохой и все, что получали от уборки, шло в оплату за использование техники в МТС и на госсдачу (Государственные закупки зерна) государству. Так что колхозникам ничего или почти ничего не оставалось на "палки" (так называли трудодни). Подписание на заем было "добровольно-принудительным". Приезжал агент от райисполкома с милиционером (для порядка) по одному вызывали в помещение правления колхоза и "добровольно" требовали подписать: на какую сумму денег берется заем. Нашего отца тоже вызвали на подписку займа и держали там под охраной милиции двое суток. Его даже домой не отпускали поесть и мы носили ему передачу. Отец отказывался от подписки, говорил, что денег он достать не может, но есть шесть ребятишек -- детей забирайте их сколько нужно, на любое количество согласен. За это отцу угрожали политической статьей. И все же выжали из него какую-то минимальную сумму на заем. Угрозы эти были не беспочвенны. Так, нашего соседа дядю Петю Гордиевского осудили по статье 58 на десять лет за агитацию против государственного строя. Он при скоплении возмущенного народа высказывался против, потом вынужден был подписался на заем, заявив агенту, что это насилие над людьми, а ведь заем - дело добровольное. И мы его долго не видели, прибыл он после семи лет лагерей. Я уже повзрослевший спрашивал у него: "Дядя Петя, за что тебя посадили?" А он, как всегда веселый шутник отвечал: "За государственное преступление, Шура, я кобылу колхозную мерином назвал!" Все было понятно.
Свободное копирование
