В Глубоком была очень важная семья, три сестры. Старшая была Ольга Семеновна, экономка. Она царствовала в доме, без ее разрешения ничего в доме делать нельзя было. Вторая сестра — Фекла Семеновна, повариха. Третья — Мария Семеновна, главная прачка. Они были дети кучера князя Михаила Александровича Дондукова, моего прадеда. Все три сестры родились крепостными. Фекла и Мария были замужем, у первой было 9 детей, у второй 8. Старший сын Феклы Володя был главным бухгалтером Глубокого, второй сын, Петя, был лесником, Катя была нашей подняней, Дуня и Лена были горничными в Глубоком, из младших сын и дочь были в гимназии в Острове, а маленькие были дома. У Марии Семеновны старший сын был студентом в Петербурге, Зина и Клавдия были горничными в Хмелите, остальных я не помню.
Ольга Семеновна была очень красивая и очень образованная. Когда она была моложе, она сперва была личной горничной тети Ольги, одной из старших сестер бабушки, а потом бабушки.
С дедушкой и бабушкой она ездила по Европе и была в 1868 году в Париже. Там с ней произошел случай, который она вспоминала с возмущением, а бабушка очень смеялась. Каким-то образом ее увидел Наполеон Ш и сделал ей „неприличное предложение”. Она сейчас же пожаловалась дедушке. ‚,Я графу сказала: как смеет французский узурпатор приличной русской девушке делать такие предложения, вы ему скажите, граф...’ Дедушка ее успокаивал и говорил, что она должна быть очень польщена, что Император, хотя и узурпатор, в нее влюбился, но она не успокаивалась.
Она знала замечательные сказки и песни, которые Мария Алексеевна записала. Ее рассказы о Глубоком в прежние времена были очень интересны. Но главный интерес мой в Ольге Семеновне был — ее рассказы о крепостном праве. Она была очень против его отмены, говорила: „В те времена мы все были одной большой семьей. Крестьяне знали: если что случалось — плохой урожай, дырявая крыша, корова сдохла или что, всякий мог придти в контору, князь всегда поможет. Знали, что князь всегда за ними постоит и никогда своих не выдаст.”
Я был воспитан считать крепостное право пятном позора на щите русского правительства. А тут вдруг бывшая крепостная мне говорила: „Вдруг всех выкинули на свои собственные средства. Это хорошо, графиня всем помогает, но многие этого не делают, только рады были от ответственности избавиться. Да графиня помогает и тем, которым не нужно, часто говорю ей: „Надувает вас Ерем”, граф всегда разбирал, нужно или не нужно.”
Стал думать. Крепостное право, ясно, было плохо. Не всякий помещик смотрел за своими крестьянами. Стал спорить. Но Ольга Семеновна разрушала мои возражения. Она соглашалась, что крепостное право было далеко от идеальной системы. Соглашалась, что не все помещики были ‚как ее князь’. Но отвечала: ‚Не выкидывают целую корзинку грибов, оттого что в ней два-три гриба с червяками.”
Читая позже историю того времени, я не раз вспоминал ее: для многих, как Лорис-Меликов, великий князь Константин Николаевич, Милютин, это все была теория, они не думали о благосостоянии крестьян, лишь хотели показать себя либералами. Для большинства помещиков это было спасение. Времена переменились, ответственность помещиков за благосостояние крестьян по Павловским законам их разоряла, а тут вдруг само правительство пришло на помощь.
Ольга Семеновна, которая боготворила дедушку, считала, что он ‚зря с этими самодурами якшается. Они все горожане, ничего о мужиках не понимают. Да и батюшка Государь теперь никакой силы не имеет, все теперь за него челядь какая-то решает”.