И все-таки с 1953 до 1957 года реабилитация постепенно наталкивалась на значительное сопротивление некоторых кругов, и не только тех, кто на верхах был тесно связан со Сталиным, но и со стороны среднего партийного эшелона, сформировавшегося в период сталинизма. Помню, как безразлично достала мое дело в ЦК Партии одна из сотрудниц аппарата. Когда-то, много лет назад, когда ей было всего 17 лет, она оформляла бумаги о моем исключении из партии. Теперь она направляла их в другую инстанцию — на восстановление партстажа.
Когда мы обсуждали будущее страны, то принимали в расчет три фактора: во-первых, народные массы, как бы пробуждавшиеся от летаргии, во-вторых, партаппаратчики, которые все еще работали по старым инструкциям и которым не следовало доверять, потому что они, если понадобилось бы, снова могли бы сыграть свою прежнюю мрачную роль, и, наконец, управлявшая аппаратчиками высшая партийная элита, политическое лицо которой тогда еще полностью не определилось.
После смерти Сталина, как мне кажется, удобный случай приобрести большую свободу был упущен благодаря инертности самого народа. Сначала все, казалось, обрели дар речи, стали высказывать собственное мнение. Правительство как будто даже приветствовало это пробуждение, а в прессе появились замечания о повышенном чувстве ответственности и о желании народа быть хозяином своей судьбы, своего будущего. Вскоре, однако, снова взяли верх навыки и привычки прошлого: мнения начали строже совпадать с линией «Правды», «Известий».
В то же время людям, стоявшим у власти, намного проще было принимать решения тактического порядка, чем менять стратегию — ведь они привыкли исполнять приказы, а не мыслить самостоятельно в масштабах большой политики.
Все-таки в одном эти люди как будто сходились: не допустить повторения вчерашнего, не допустить к власти нового деспота.
Высказывалось много предположений о том, что же фактически происходило на первом после смерти Сталина заседании Президиума. До сих пор об этом нет достоверных данных. Наиболее правдоподобной представляется следующая версия: Молотов предложил несколько приемлемых для всех элементарных пунктов, с которыми все тотчас же согласились. Эти-то простые пункты и стали практически программой партии, программой действий в послесталинский период, новой политикой Советского Союза. Вот эти пункты: внешняя политика не на словах, а на деле — политика мира; завоевание поддержки крестьянских масс путем некоторого послабления в деревне, путем прекращения репрессий на селе; отказ от великорусского шовинизма, широко проводившегося в последние годы Сталина, а вместо него — политика равенства народов; упор на дела, а не на лозунги стал характерной чертой нового руководства. При этом, однако, окончательно, не отказались от высокопарных и бессмысленных словоизлияний. Но даже и тут кое-что изменилось: например, если теперь говорилось о разоружении, то на деле это не означало прямой подготовки к войне.
Свободное копирование
