Существовала только одна категория людей, которых Лев Ильич ненавидел еще сильнее, чем коммунистов вообще. То были советские коммунисты, которых Инжир считал ренегатами, предателями социалистического движения и наемными агентами, продавшимися советскому режиму. И он не был единственным в этой своей ненависти. Такие люди, как он, считали, что французские и английские коммунисты, в общем-то, дальше от большевизма, чем от либерального реформизма в европейском понимании этого слова. Они, по существу, и не коммунисты. В некоторых странах вообще нет коммунистов, хотя и там есть немало наивных людей, связывающих себя с советским коммунизмом. Но им, к сожалению, нельзя всего этого объяснить: они не улавливают самой сути русского коммунизма, хотя и считают себя стопроцентными коммунистами. Между Востоком и Западом такая пропасть, что ничем ее не заполнить.
Лев Ильич причислял к мерзавцам и предателям и министра иностранных дел Вышинского и известного журналиста Заславского (оба в прошлом были, как известно, меньшевиками). Речи Вышинского в ООН, заполнявшие в то время советские газеты, буквально приводили его в бешенство. От негодования он почти лишался дара речи. Но еще больше взбесила Инжира статья Заславского, начиненная издевательствами над Труменом. В этой статье Заславский писал, что СССР никогда не капитулирует перед Западом, а Инжир полагал в то время (это был 1950 год), что только безоговорочная капитуляция Советского Союза могла бы предотвратить третью мировую войну, хотя, как он утверждал, война привела бы к полному разгрому СССР и концу этого «кошмарного строя».
Те из западных руководителей, которые готовы были пойти на союз с коммунистами, по мнению Льва Ильича, были просто дураками, не понимающими, на каком свете они живут; их же первых коммунисты и ликвидируют, как только придут к власти (с помощью тех же левых политиков). Он особенно не выносил Ненни, считая Сарагата, члена II Интернационала, единственно истинным представителем итальянского социалистического движения. Как-то, войдя в барак, где жил Лев Ильич, я застал его в глубоком раздумье; он долго не замечал меня и только, когда я, наконец, спросил, о чем он думает, ответил со вздохом:
— Нет, Иосиф Михайлович, как ни стараюсь, не могу понять, какая же все-таки разница между Ненни и Тольятти. Вот пытаюсь разобраться, но, видно, так и умру, не поняв...
По инвалидности Инжир был освобожден от общих работ, а благодаря посылкам, которые приходили регулярно, он не голодал, как другие. Несмотря на это, здоровье его шло на убыль. Посылки, видимо, были от родственников, но многочисленные враги Льва Ильича подозревали, что на самом деле — они от Третьего Отдела, часто поддерживавшего таким образом своих сотрудников.
Свободное копирование
