Г. Л. Пятаков был заместителем наркома тяжелой промышленности. Ему во многом принадлежит заслуга выполнения планов первых пятилеток, но Пятаков был слишком умным человеком, чтобы считать выполнение этих планов победой дела социализма. Социализм, считал Пятаков, нельзя отделить от улучшения материальных условий жизни рабочих, от движения к бесклассовому обществу, от определенных культурных, моральных и политических норм. С большим Огорчением замечал он явные признаки упадка. Когда на 17-ом съезде Молотов говорил о «морально-политическом единстве», это было нечто совершенно иное. Пятаков усматривал в этом «единстве» утрату тех моральных ценностей, которыми он больше всего дорожил.
Мне редко приходилось встречать Пятакова, но об его взглядах и настроениях частенько слышал от нашего общего друга Вилли Мюнценберга. Было это вскоре после моего окончательного переезда в Москву в 1932 году. Мюнценберг помогал мне тогда разбираться в том, что происходило кругом, помогал знакомиться с жизнью в СССР. Я замечал, что условия жизни становились с каждым моим приездом в Москву все хуже и хуже. В частности, бросалась в глаза инфляция, напоминавшая положение в Германии. Так, например, на 180 рублей, которые я оставил товарищу в 1926 году, он мог прожить три-четыре месяца. А когда он вернул мне эти деньги в 1931 году, то стоимость их была равна примерно стольким же копейкам. От Мюнценберга я узнал, что жизненный уровень рабочих снизился наполовину по сравнению с уровнем до 1914 года, что в стране происходят крестьянские бунты и что миллионы крестьян погибают от голода. Таковы были результаты сталинской насильственной коллективизации сельского хозяйства.
Все коммунисты верили в коллективизацию, но в 20-х годах считалось само собой разумеющимся, что это — медленный и постепенный процесс, когда успех и процветание одного кооператива будут служить примером и стимулом для организации другого. Троцкисты, впрочем, уже в 20-х годах требовали усилить нажим на богатых крестьян, были недовольны благоприятной для зажиточных крестьян Новой Экономической Политикой. Их называли тогда экстремистами. Но даже они в своих самых необузданных фантазиях не заходили так далеко, чтобы требовать физической ликвидации пяти миллионов «кулаков» и «социализации» сельского хозяйства ценой полного паралича сельскохозяйственной продукции. Еще до Первой мировой войны существовал немецкий социал-демократический тезис «Бауэрннот ист Арбайтертод», т.е. «Крестьянская нужда — смерть для рабочих». И тезис этот, конечно, был знаком троцкистам. Поэтому, хотя их главная задача была улучшить условия жизни рабочего класса, и они готовы были проводить индустриализацию в известной мере за счет крестьянства, они, по крайней мере, предвидели и предсказывали, как отразится на обоих классах, то есть на крестьянах и на рабочих, та дань, которой обложил колхозное крестьянство Сталин. Это ужаснуло их, так же, как и Бухарина, в котором крестьяне видели своего друга.
Была и другая сторона жизни в Советском Союзе, которая уже давно тяготила таких людей, как Пятаков. Это было все растущее неравенство.
В первые годы советской власти сохранялась еще аскетическая традиция старых революционеров. Одним из проявлений ее был так называемый «партмаксимум» — потолок зарплаты членов партии. Сначала этот потолок был действительно очень низким. Партработники получали почти столько же, сколько рабочие, хотя уже в то время на ответственных постах партийцы имели известные привилегии. Тон задавал сам Ленин, отказавшийся, как известно, от лишней копейки и от лишнего куска хлеба. Потом потолок несколько повысили. Выделялось больше денег на побочные расходы, связанные с работой. Разрешили получать особое вознаграждение за журналистскую работу. Некоторые скатывались к буржуазному образу жизни, но на это смотрели как на признак «перерождения». Ударом по этой традиции было введение НЭП'а. Все-таки до смерти Ленина традицию эту старались соблюдать хотя бы формально. В то время партиец уже мог зарабатывать до 120 рублей в месяц, пользуясь при этом специальными закрытыми распределителями и ресторанами для привилегированных. Но он все же не был совершенно отрезан от рядовых членов партии и от масс. Радикальная перемена произошла только при Сталине, когда его сторонники стали получать щедрые материальные вознаграждения по его указаниям. Накануне решительной схватки с оппозицией руководство партии совершенно отказалось от всякой борьбы с привилегиями.
Последний шаг в этом направлении был идеологического порядка. Прежние идеалы равенства были объявлены «буржуазными» и к 1932 году в обществе появились совершенно новые критерии. Так, например, у человека было больше шансов получить хорошую работу, если он, несмотря на общий недостаток, был хорошо одет, не был изможден от голода, пытался дать приличное образование своим детям. Предполагалось, что если человек сумел хорошо позаботиться о себе, то он лучше обеспечит и своих подчиненных, будет лучшим хозяйственником. С другой стороны, стали с глубоким недоверием подходить к таким качествам, как скромность в быту, аскетизм, сочувствие судьбе других и желание разделить эту судьбу. Это было одной из причин роспуска Общества старых большевиков, многие члены которого обладали именно подобными качествами.
Свободное копирование
