По контрасту с Лорис-Меликовым, гораздо больше симпатии и сочувствия вызывал другой представитель сословия «бывших людей» — Шафранов, которого я встретил в лагере в Норильске в 1939 году. Шафранов был не такого знатного рода, как Лорис-Меликов, но тоже был высокообразованным и интеллигентным человеком. Накануне революции он был членом партии Конституционных демократов («кадетов»), потом стал еще более левым и входил в правительство Керенского. После Октябрьской революции большевики разрешили ему некоторое время работать в Москве в качестве специалиста по вопросам транспорта. В начале 30-х годов, несмотря на старые связи, уже ничто не могло оградить его от ареста под любым предлогом — настолько подозрителен он стал для властей.
Шафранова не судили. Его попросту отправили на три года в лагерь на основании приговора Особого совещания. Через восемь лет он все еще был в лагере! Как ни странно, он сохранил представительную внешность и манеры. Шафранов был крупный человек с мягким характером. Ходил он в лагере, опираясь на палку, и поскольку ему было за шестьдесят, работал техническим специалистом в лагерной администрации. Он был старательным и исполнительным работником и за восемь лет пребывания в лагере не пропустил по болезни ни единого рабочего дня. Успешная работа технического отдела всецело зависела от его инициативы, знаний и изобретательности в осуществлении технических проектов. Даже партийное руководство данного промышленного объекта из Москвы консультировалось с ним буквально по всем вопросам.
Шафранов, хотя и был, вероятно, выдающимся специалистом и организатором, но все же он не был исключением. Почти все технические специалисты в лагерях набирались из среды самих заключенных и ни один из проектов ГУЛАГА (Государственного управления лагерями) не мог бы быть осуществлен без их участия. И до сих пор в Советском Союзе спорят об экономической целесообразности использования труда заключенных. Однако факт остается фактом: даже при наличии астрономических сумм, отпускавшихся на крупнейшие объекты, их осуществление было бы невозможно без участия «технической элиты» из среды заключенных.
Когда я вышел на свободу после смерти Сталина, мне довелось посмотреть фильм «Мост через реку Квай», и я отметил про себя, что и японцы, применяли принципы советских органов безопасности. Японцы не только использовали заключенных в качестве рабочей силы, но и использовали в чисто экономических целях ум и стойкость военнопленных. Начиная с тридцатых годов, советская власть также пользовалась трудом десятков миллионов людей, работавших в неподдающихся описанию условиях, за ничтожное вознаграждение или вообще без него. Заключенные делали невозможное. Но почему подчинились они воле державших их в заключении? Почему они не пошли на подрыв, вредительство, саботаж? Как ни странно, они были убеждены, что все это пойдет на пользу России. Их глубочайший патриотизм был даже сильнее ненависти к коммунистической системе. Кроме того, они хотели выжить, а работа приносила некоторое смягчение условий (послабление давалось государством из того чисто практического соображения, что их работа может понадобиться и дальше). Те льготы, которые техническая элита из среды заключенных завоевала для себя, позволяли спасать от верной смерти тысячи и тысячи других заключенных. Без тех небольших привилегий, которыми эти люди пользовались, они бы без сомнения погибли, поскольку, в общем, условия были таковы, что не обеспечивали и минимального уровня существования.
Сам Шафранов не верил в возможность своего освобождения даже после отбытия второго срока в 1942 году. За два года до этого ГУЛАГ предложил освободить его формально с тем, чтобы он оставался на месте для дальнейшей работы. Комендант лагеря сказал ему, что если он вернется в Москву, то будет немедленно снова арестован. Внезапная смерть Шафранова от сердечного приступа в 1940 году решила и эту дилемму — для него и для администрации.
Александр Михайлович Лорис-Меликов умер как пария в совершенном одиночестве, похороны же Шафранова вылились в настоящую демонстрацию. Прошлое его было совершенно забыто, заслонено тем признанием, которое он заслужил в последние годы. Многие заключенные из среды рабочих и крестьян относились с симпатией к людям типа Шафранова, несмотря на его аристократическое происхождение. Они осуждали администрацию в тех случаях, когда с такими людьми поступали жестоко. С другой стороны, как мне известно, даже майор НКВД относился к нему с сочувствием и уважением. Шафранов был положительным созидательным человеком, оправдавшим не только свое собственное существование, но и существование многих своих друзей. Своей работой он не только спасал себя, но и помогал многим другим заключенным. В этом разница между Шафрановым и Лорис-Меликовым.
Свободное копирование
