Если прибавить, что обучение наукам и художествам прерывалось на месяцы добросовестным соблюдением рождественских и пасхальных праздников, длинными летними каникулами и двумя поездками за границу — на воды, в Швейцарию и Италию, то неудивительно, что к 13-ти годам, когда поднят был вопрос об определении меня в гимназию, приглашенный произвести пробный экзамен в начале осени мой родственник профессор] Рындовский нашел, что я гожусь самое большее для 3-го класса.
И действительно, из того, что требуется в гимназии, я знал очень мало: русской грамматики не проходил, катехизиса не учил, не знал ни одного слова на латыни, о геометрии и алгебре не имел ни малейшего представления, зоология и ботаника для меня так и не существовали.
Но зато я мог многое рассказать и про Перикла, и про Алквиада, и даже про Готфрита Бульонского. Перспектива идти в третий класс мне не улыбалась. Так как для подготовки оставалось еще шесть месяцев, то я впервые в моей жизни призанялся и с большим успехом выдержал экзамены в пятый класс.
Получив из всех предметов высшую отметку, я на экзамене Закона Божия едва не провалился, так как в изложении Символа веры никак не мог перейти от Первой Упостаси {Так в тексте. Следует: Ипостаси.} ко Второй. Законоучитель это запомнил и, услыхав много лет спустя о том, что мне не без желания начальства пришлось покинуть преподавание, говорил от себя: "Да чего же было ждать от него, — он и на экзамене не знал Символа веры".
Так называемое воспитание, т.е. сообщение всех этих нужных и ненужных знаний, а также обучение способу держать себя прилично, как в домашнем кругу, так и в гостях, пало всецело на мою мать. Отец был слишком занят делами, чтобы находить время для этих деталей. Он был прекрасным хозяином, вел успешно дела и приобрел, наполовину в кредит, платя высокие проценты, разумеется, родственникам, хорошее имение в Харьковском уезде, прилегавшее к его родовому наследию. Управление им отнимало все его время.
В имении был и сахарный завод — огневой, и два винокуренных, и кирпичный завод, и добывание торфа и селитры. Имение было запущенное, так как прежними владельцами были люди богатые, жившие себе в удовольствие, затрачивая безумные деньги на постройку обширных каменных палат, оранжерей, теплиц, на заведение хора музыкантов из собственных крепостных и свор собак для охоты. Вечный праздник сменился в один прекрасный день необходимостью ликвидировать родовое имение. От дяди оно перешло к племяннику, который в видах экономии приказал отнесть паркетные полы на сахарный завод и сжечь их, а затем, затратив не менее 20 000 руб. на деревянный флигель, повесился в его зале.
Снова имение, не выходя из рода, перешло к дяде, но только другому. Этим дядей оказался проживавший уже вторично свое состояние государственный сановник, близкий ко двору одной великой княгини и знакомый моего отца. Он упросил его купить доставшееся ему имение. Отец затратил на это приданное матери и призанял у родственников недостававшую сумму. Весь остаток жизни ему пришлось выплачивать из дохода этот долг. И когда он умер, имение все-таки оказалось далеко не чистым.
Свободное копирование
