В старину дети росли и развивались при других условиях, нежели теперь. Современные. дети не имеют понятие о тех удовольствиях, какими мы пользовались в нашем детстве. На Святой, начиная с первого дня, с утра до вечера, мы катали яйца. Общество составляли я с воспитанницей матери, горничные-девушки, дворовые дети и иногда кто-нибудь из кузин. Расстилали большой ковер, на конце которого все играющие ставили по два яйца, на противоположной стороны посредине помещали лубок, приспособляя его к какой-нибудь скамеечке, чтоб он был покатый, и игра начиналась. Каждая по очереди брала одно из своих яиц с кона и катила, направляя так, чтоб оно могло коснуться стоящих яиц; а если оно щелкнуло какое-нибудь, то брала оба яйца и опять катила. Накатавшая много яиц была победительницей и очень этому радовалась. Катали мы еще другим способом: расставляя на полу рядом, с небольшим промежутком, попарно яйца и катали в них мячик.
На дворе у нас были поставлены качели и по окончании уроков мы бежали опрометью или в сад, или качаться. няня Устинья Михайловна, не отходившая от меня, приказывала горничным качать как можно тише, а я кричала как можно выше. Иногда вечером все молодое поколение дворни собиралось играть с барышнями, водили хороводы, бегали в горелки, играли в коршуны, и все с неописанным увлечением. А какое было веселье на Святках! Елок тогда еще не делали, за то каждый вечер хоронили золото, наряжались, пели подблюдные песни, топили воск, играли в Жмурки, в Жгуты. Персонал веселящихся был все один и тот же. Нам была отведена особая комната вдали от гостиной, чтобы мы своим шумом не мешали большим, и нас никто не стеснял. В этой комнате стоял дым коромыслом, и я вполне наслаждалась.
Прекращались все эти святочные веселости крещенским сочельником. После всенощной служившейся у нас на дому, я с няней шла по комнатам и на каждой двери и окне делали мелом крест. Приходило лето. С удовольствием вспоминаю о нашем огромном саде, который был для меня источником наслаждение. Он казался мне чем-то необыкновенным. В самом деле он был очень велик, и в нем было много мест в диком состоянии. В этом саде в первый раз разыгралась моя детская фантазия. Мне хотелось его преобразить, украсить, и для этого я усердно изучила очень хорошее издание Планов и Украшений для сада, которое и теперь могло бы дать много хороших мыслей. По моей просьбе и выбору мать построила беседку на прекрасном месте, откуда открывался вид на реку, загородные слободы, рощи и монастырь. Кроме того, были разведены цветники, проложены дорожки, поставлены скамейки и еще исполнены кой-какие затеи. У меня был и собственный мой садик, где я разводила цветы, овощи, устроила хижину, погребок для хранение разных овощей и плодов, нечто долженствовавшее изображать жилище Робинзона, приключение которого произвели на меня сильное впечатление. Я не знаю книги для детского возраста более поучительной и занимательной; жаль если новое поколение не будет читать ее. Ученьем меня не слишком утомляли. У нас жила старая гувернантка, Француженка Mme LaCombelle, воспитавшая С.П. Шевырева, с которым я потом в Москве была очень коротко знакома. Очень скоро научилась я говорить по-французски и понимать все, что читала, но Французов не любила. Отец мой, которого я не помнила, ненавидел Французов и не хотел, чтобы дети его говорили по-французски. Мать моя в отношении меня не исполнила его желание, но я наследовала от него* ненависть ко французам и не могла простить им Двенадцатого Года.
Я имела страсть к чтению, и когда мне не здоровилось, что случалось довольно часто, то мать моя, чтобы развлечь меня и доставить удовольствие открывала шкафы библиотеки, находившиеся в предспальной, ведущей в спальную, где я слада с моею матерью. Тогда я накидывалась на книги, пожирала их и забывала о нездоровье. Библиотека матери состояла из классических сочинений, из книг исторических или духовного и нравственного содержание. Были сочинение Жанлис и много детских книг. С большим удовольствием читала я Плутарха с изображением в медальонах великих людей, издание которого я потом никогда не встречала. В счастливые дни, когда отворялись шкафы библиотеки, я прочитывала какую-нибудь трагедию Расина или Вольтера, заучивала стихи, которые мне нравились и одна представляла сцены из этих трагедий. Дмитрий Донской Озерова приводил меня в восторг, и я с большим пафосом декламировала обращение Дмитрия ко князьям:
Российские князья, бояре, воеводы,
Пришедшие за Дон отыскивать свободы и т. д.
Свободное копирование
