Было решено, что в следующее путешествие на верблюдах Джордж возьмет и нас с Питером. Мы будем двигаться по берегу реки до Буры. Оттуда Питер отправится на север, а супруги Хейл подберут нас и довезут машиной до Ламу. Этот район Питер не знал и надеялся найти там несколько новых растений.
Как только мы свернули в сторону от берега реки, поросшего большими деревьями, мы сразу попали в жаркую и сухую местность.
Раньше я редко ездила на верблюдах, и теперь меня усадили на импровизированное седло из травяных циновок, уложенных между двумя горбами и удерживаемых в этом положении перекрестными растяжками. Наблюдая с высоты этой удобной позиции за всем происходящим внизу, я чувствовала себя королевой. Все было превосходно, пока мне не потребовалось сойти вниз на обед. Я обнаружила, что в результате постоянного трения моего разгоряченного тела о влажную циновку кожа у меня на спине сильно стерта. Рану обработали дезинфицирующим средством, и она через некоторое время затянулась. Но еще долго я ощущала мучительные боли, если ложилась на спину и в особенности если приходилось нагибаться. Однако местность была настолько изумительной, что я не сожалела о случившемся; к тому же Питер находил много интересных растений, а Джордж открывал для меня новый мир своими рассказами о диких животных.
Джордж представлял для меня загадку: в частности, он был очень молчалив, что я объясняла его одиноким образом жизни. Хотя к этому я уже была подготовлена Морной, которая, смеясь, рассказывала, что Джордж никогда не слушает, что ему говорят, и отвечает всего лишь тремя восклицаниями, которые он считает вполне достаточными для всех возможных ситуаций: «О», «В самом деле», «Удивительно».
Мы спали под москитными сетками, поскольку в палатках было слишком душно. Но ночам я слушала рычанье львов, хохот гиен и другие издаваемые животными необычные звуки и стрекот цикад. Казалось, что и сами эти звуки были для меня вызовом познать мир, такой же дикий, как обитающие в нем существа.
Добравшись до Буры, мы отправились в Ламу, хотя я предпочла бы продолжить наш путь через буш, чем ехать в Ламу, где почти ничего не увидишь.
В прошлом, когда еще существовало рабство, Ламу был сельскохозяйственным центром побережья, но со времени освобождения рабов он превратился в тихое местечко — живой музей с привлекательными жителями. На его узких улочках мы видели арабов, одетых в белые шелковые просторные одежды и белые хлопчатобумажные расшитые шапочки. Некоторые из них сидели в своих лавочках, где в основном продавались специи и домотканые кикой. Женщины, все еще носившие паранджу, появлялись на улицах только с наступлением темноты. Они были одеты в свои черные одежды буйбуй, и только глаза виднелись сквозь узкие прорези. Жизнь в Ламу была сосредоточена в гавани, куда из Аравии на небольших арабских парусниках доставлялись финики, специи и персидские ковры для обмена на кенийские товары.
За проливом шириной в несколько километров находится остров Ламу, который входит в архипелаг, простирающийся к северу на 150 километров. Мы остановились в доме окружного комиссара на берегу моря. Это было двухэтажное строение с большим внутренним двориком в типично арабском стиле. Дом имел очень толстые стены и просторные, хорошо спланированные комнаты, в которых резная деревянная мебель четко выделялась на фоне выбеленных стен.
Свободное копирование
