Когда мы прибыли в лагерь, расположенный на северо-восточных склонах Чиулу, меня представили директору музея д-ру Ван Сомерену и его сотрудникам. К тому времени Питер решил, что мои имена Фридерика Виктория слишком трудно произносить, и дал мне новое имя — Джой. С тех пор я и ношу это имя.
Наш лагерь разместился рядом с единственным на всей почти пятидесятикилометровой вулканической гряде родничком пресной воды, да и то он был настолько небольшим, что для наполнения одной восемнадцатилитровой канистры требовалось двадцать четыре часа. Поэтому воду приходилось расходовать очень экономно и вместо душа обтираться губками.
Чтобы не сидеть без дела, я стала делать зарисовки растении, собранных Питером. Тогда я впервые использовала акварельные краски, но результаты разочаровали меня, и я разорвала свой набросок. Однако Питер, который сам очень тщательно зарисовывал цветы, собрал обрывки, склеил их клейкой лентой и посоветовал мне продолжать занятие. Я до сих пор храню этот первый рисунок цветов, который напоминает мне о том, как хобби скоро переросло в одно из основных занятий моей жизни.
Вместе с Питером мы проводили целые дни, собирая скудную растительность на голых, покрытых мелкими обломками склонах и роя траншеи на дне кратера, с тем чтобы определить мощность образовавшегося слоя гумуса и укоренившуюся там растительность.
Хотя высота горной цепи не превышала 2100 метров, ее нередко окутывал густой туман, и наша одежда становилась влажной. Дров практически не было, поэтому по вечерам мы часто располагались погреться вокруг керосиновой печки, которую Питер взял с собой для сушки растений. Однако за все эти неудобства я была вознаграждена тем, что передо мной открылся новый чудесный мир. У д-ра Ван Сомерена была большая коллекция птиц, и каждая из них представляла собой совершенный пример эволюции. Смотришь на первую и последнюю птицу в каком-либо ряду, и трудно поверить, что они все относятся к одному и тому же виду, если, разумеется, не обращать внимания на постепенное изменение цвета отдельных особей в зависимости от возраста, брачного сезона и различий в среде их обитания.
От Ван Сомерена я узнала, что пигмент многих птичьих перьев не является стойким. Он продемонстрировал это, поместив темно-красные перья турако в воду на несколько дней, а затем разложив их на солнце. Они обесцветились до бледно-розовых.
Орнитология, несомненно, была интересным занятием, но я понимала, что она не для меня, поскольку орнитологу приходится часто убивать пернатые существа, а я слишком любила живых птиц.
Я часто наблюдала, как энтомолог препарировал насекомых. Меня восхищала защитная окраска бабочек — когда они складывали крылышки, их можно было принять за листочки, — а также небольшие скопления цикад-флатид, которые, сгрудившись на стебле растения, могут стать похожими на цветок и таким образом обмануть своих врагов.
Свободное копирование
