С тех пор, как я мог наблюдать за поступками окружающих людей, - а люди эти были норвежцы, - я привык, что высокий чин никого не оглушает. Мне же, запросто общавшемуся в моих книгах с принцами и королями, иначе и не могла представляться жизнь. Король или портовый рабочий, инженер или прислуга - это были первые норвежцы, которых я повстречал в детстве, и я не видел, чтобы какое-то дело могло быть для них неуместным, - разве только для коммерсантов, вроде наших квартирных хозяев, которые действительно «задавались».
Много позже мне пришло в голову, что, пожалуй, норвежские полярные экспедиции кончались удачно там, где гибли английские и американские, именно потому, что в них не было разделения работ на матросские и офицерские, - за всякое дело брались совместно и капитан, и профессор, и матрос, и никто не брезговал ничем.
Это не чувство товарищества: в Норвегии каждый человек стоит сам по себе, и никто ему не поможет, как говорится в стихах Бьернсона:
Если сломаются подпорки
И закапризничают друзья, -
То это только
Потому, что ты прекрасно
Можешь ходить без костылей:
Каждый
Сам себе ближе всего.
Этому стишку меня научили очень скоро, хотя он мне тогда не много говорил. Неприятен он мне был, но - как всякая дидактика.
Да, здесь никто не считает никаких занятий ниже своего достоинства, - но это не чувство товарищества. Это - история Норвегии, которую мне пришлось потом учить, когда я стал готовиться в школу. В этой истории не было ни наследственных феодалов, ни крепостного права; и в ней всегда большое начальство было очень далеко, - в Дании или Швеции.
Свободное копирование
