-110-
Александр
28 февраля 1887, Петербург
Литературный V-1
Отвечаю по пунктам:
Письмо твое на Кавалергардскую получил и вообще по этому адресу получаю исправно; не отвечал же тебе по двум причинами: 1o не имел досуга (письмовного, покойного, когда не вежливость соблюдаешь, а мыслями делишься) и 2o собирался по наклонности к номадству {От "номады" -- кочующие племена.} побывать у тебя дня на три, но это не удалось, как по финансовым, так и по служебным соображениям: нужен в редакции.
Насчет увеличения оклада Суворину в ноги кланяться не стану. Нужно сперва утвердиться, стать необходимым, а потом уже и мечтать о прибавке. Таких гусей, как я,-- бездна, и все они с охотою пойдут на мое место даже за меньшие деньги. Под меня и без того подкалываются конкуренты. А так как у меня незаконные дети и доказанная на деле уживчивость на коронной службе, то я и забочусь о том, чтобы получше укрепиться на этом новом месте, которое как раз по мне. Прибавку даст время и мое трудолюбие. Если же ты чувствуешь, что твой талант иссякает, то переезжай ко мне: буду кормить, на то я -- старший брат.
Жителя-Незлобина я не знаю, он в редакции не бывает. Атаву видаю всякий раз накануне выхода его фельетона. Курепина на той неделе отложили за недостатком места и благодаря трижды переменявшейся планировке номера. Тебя же на его место посадили ("Верочка") не по достоинствам, а по подошедшему количеству строк. Гиляровского хотели было поместить, но его "Оторванный от почвы" в наборе проиграл сравнительно с впечатлением в рукописи. Его отложили до безрыбья. Поэтому, если он хочет заработать к Пасхе, то пусть пишет новый.
Федорова еще не посадили, поэтому я еще только состою в помощниках и ношу кличку "будущего заместителя". С часу на час ждем, что его посадят, поэтому и меня в Москву не пустили.
Суворин сказал мне, что на твое письмо отвечать тебе не будет. "Нету у меня Пушкина, чего ж я ему отвечать стану?" Вот его подлинные слова. Впрочем, в No от 28 февраля найдешь утешительное для себя объявление на этот счет.
По вопросам, кажется, ответил все. Теперь о себе.
Я жив, но не здоров. Болит левая половина груди: покалывает, нудит, мешает ходить и вообще производит какую-то беспричинную тоску. Это уже около трех недель. При наружном давлении боли нет, значит -- по ту сторону ребер. Слегка облегчается, если держать руку точно на перевязи. Кашля нет. От табаку хуже. Не пью, т.е. абсолютно в рот не беру больше месяца, да и перед этим, после выезда из Москвы пил очень умеренно. Стало быть, если это и от пития, то от давнишнего. К врачам не прибегал. Сон и аппетит хороши. Пульс правилен и издыхать еще не хочется. Если твои слабые мозги осмыслят мой morbus {Болезнь (лат.).}, то дай совет.
Скажи ты Михаиле, чтобы он адресов не украшал ненужными "градоначальствами". Его письмо мне принесли распечатанным и конверт отобрали, а для какой цели -- не знаю. Потом скажи ему, что он -- плохой ходатай по делам и не умеет делать постановку вопросов. Я Христом Богом прошу выкупить очки, пока они еще не проданы, а он на бланке следователя спрашивает, разрешаю ли я вступать в торги? Как видишь -- очень догадливо. Это вроде того, как отец по приезде из Таганрога в Москву писал матери. Она жалуется, что есть нечего и что она ризы заложила, а он пишет в ответ: "Неужели ты так нуждаешься, что ризы заложила?" Пусть его юридическое многоумие сообразит, что если даже на выкуп очков потребуется 5 руб., то это будет к моей пользе, ибо я заплатил 10, да и глаза по ним "скучают". Видно, беда, коли живописец по фарфору берется за адвокатуру. Насчет очков тоже, пожалуйста, уведомь.
Готовься к приступу: у осколочных дам мамаша в таком близком ко гробу положении, что доктора отказались ездить даже за деньгами и прописывать лекарства. Теперь они хотят писать тебе слезное прошение, чтобы ты помог и воздвиг. Ты давал "доверия с калиеброматом", а теперь должен выдумать что-нибудь воскрешающее, иначе и тебя причислят к лику шарлатанов, отказывающихся лечить.
Лейкину я не пишу не потому, что зазнался, а потому, что либо вечно устал, либо времени нет. Если когда-нибудь приедешь ко мне, то сам увидишь.
Помнишь Катранова, моего сослуживца по таможне? Я от него получил раздирательное письмо. Он в Одессе, служит секретарем военно-окружного суда. Он описывает, как он на эшафоте читал приговор преступнику, которого при нем же вздернули, и он по обязанности должен был дождаться конца казни... Брр... Не желал бы я быть хоть на секунду в его шкуре... Хорошая тема.
Поклоны, конечно, всем обычные. Спасибо за вести о Николае.
Не вздумаешь ли как-нибудь приехать с Иваном? Дуй на Пасху! Премного обяжешь. Федорова посадят на три месяца, стало быть, мне и думать нечего раньше этого времени повидать тебя. Дети здоровы.
Утром пойду в "Петербургскую газету" и постараюсь переслать вексель в тот же день. Твою "Верочку" очень хвалят, хоть ты и дурак. Пиши на Кавалергардскую.
Не забудь черкнуть своих советов насчет грудей. Ноет, подлая. Встретился с женой Игрека на лекции Вейнберга о Викторе Гюго. Я понял и вынес очень мало, но она поняла все. Вот что значит -- ученье -- свет...
Твой А.Чехов.