-70-

Александр
 

21 ноября 1885, Новороссийск

Милый братец Антошенька!

Желаю тебе того прелестного состояния духа, в котором я нахожусь теперь, и рекомендую тебе заразиться завистью, а чтобы ты понял -- начну сначала. Теперь 4 часа утра, еще темно, но я уже выспался, настрочил Лейкину и за этим письмом жду рассвета, чтобы идти на базар за провизией. Выходил на двор и умилился духом: погода -- совсем летняя, бухта шумит самым приятным манером, и даже мой сосед-немец-колбасник, сидя со мною рядом в сортире (наши сортиры стоят бок о бок и разделяются только гнилой доской, изображающей из себя забор), вступил со мною в беседу на тему: "Was für ein schönes Wetter" {Какая прекрасная погода (нем.).} -- и выразил твердую уверенность, что im Russland такая погода бывает раз в три года, с чем я вполне согласился и советую тебе занести это в календарь. Горы -- чуть-чуть видны. При восходе солнца они будут чудо как хороши с своими облаками на вершинах. Я незаметно для самого себя полюбил их и, вероятно, если снова попаду в Россию, то буду скучать за ними. Дышется легко и свободно, во всю грудь. Одним словом, такая идиллия, что хоть снова иди в сортир и умиляйся. Как видишь, жизнь обывателя, дяденьки Митрофашеньки и Митрия Калиныча (как ты выругался в последнем письме) имеет свои хорошие стороны и именно здесь, на Кавказе. Теперь, например, в бухте стоит почтовый пароход и свистит изо всей силы, вызывая таможенного чиновника, без участия которого не может уйти дальше. А чиновник в настоящую минуту читает акафист и не выйдет до тех пор, пока не кончит. Это уж у него -- правило: сперва бог, а потом -- служба, а почтовый пароход -- не велика штука: их четыре в неделю бывает; баловать не следует. А если пароход опоздает в Севастополь к поезду и корреспонденция залежится лишние сутки, так это не беда: ведь лежат же у нас телеграммы, пока за ними не придет сам адресат... А с этими телеграммами -- курьез. Встречаются на базаре два обывателя:

-- Драсти!

-- Драсти!

-- А вам депеша есть!

-- Ну?

-- Ей-богу!..

-- А не знаете, от кого?

-- Не говорил телеграхвист...

-- Надо будет сходить после обеда...

Вчера был у нас "случай". Был здесь прошлым летом студентик и, уезжая, забыл кое-какие вещишки. Те, у кого он жил, уложили эти вещи в ящичек, прибавили кое-чего и сдали на почту. Почта препроводила эту посылку к нам в таможню, ибо мы по отношению к России составляем заграницу и без таможенного досмотра отправить к вам на Русь посылки нельзя. Вскрыли мы честным манером ящик и -- о ужас! -- нашли фунт табаку и 500 папирос. Сейчас же конфисковали, составили акт, вызвали табачного акцизного, передали ему табак и виновного и у себя завели новое дело: "О попытке провезти в Россию неоплоченный акцизом табак". На беду посылатель оказался жидком. Он так перепугался, что, вероятно, впредь и курить бросит. До конца дела его обязали подпискою о невыезде. Вот, брат Антоша, учись и бери пример, как должно служить, а главное, когда будешь на Кавказе, не вздумай посылать по почте табак. Этого нельзя.

Но это -- еще пустяки. Есть и почище. Каждую пятницу приходит пароход из Батума и мы досматриваем на пристани багаж пассажиров. Я удивляюсь, как нас не бьют по мордам. Вылезает на берег измученный дорогою и морскою болезнью пассажир. Бледен, как стена, на губах остатки рвоты, взгляд беспомощный, страдальческий, в руках чемоданчик. Крестится от радости, что попал на сушу. Вдруг налетает кокардоносец: "Покажите ваши вещи!" Бедняк лезет в карманы и ищет ключей, и через минуту грубые солдатские руки бесцеремонно тормошат и коверкают выглаженное белье и залезают в карманы уложенных штанов, жилеток и сюртуков. Приведя все в хаотический беспорядок, таможня благосклонно заявляет страдальцу, что он может идти. А с турками поступают еще лучше: для них существует грозное слово "ачь!" (покажи). Разворачиваются мешки, дырявые одеяла, грязное тряпье и, конечно, кроме хлебных корок не обретается ничего. У несчастных нищих ищем дорогой че-чун-чи...

Я всегда бываю мучеником, когда мне приходится досматривать, и три четверти багажа пропускаю без вскрытия, но за это мне в свое время достанется. Бесконечно совестно залезать в чужой чемодан и видеть краску на лице у пассажира, когда обнаруживаются его грязные носки или скомканная сорочка, покрытая рвотой... Досматривать дамский багаж -- другое дело. Это -- весело. Иная барынька с охотою и любезностью показывает до малейших подробностей весь чемодан, но старательно прячет один уголок. У чиновника загораются глаза: в чаянии награды он запускает лапу именно в этот заветный уголок и вместо шелковой материи вытаскивает сорочку с следами менструаций.... Я лично люблю досматривать дам потому, что у них почти всегда есть съестные припасы в виде пирожков и печений, особенно у француженок. Я не ем этой дряни, но она вывозит меня из затруднений: возьмешь кусочек пирожка, начнешь болтать о том же пирожке, для приличия спросишь: "Avez vous quelque chose" {Есть ли у вас что-нибудь? (фр.)}, получив отрицательный ответ, пропускаешь. Но за это мне тоже может нагореть. Обиднее всего то, что мы тормошим пассажиров, которых уже досматривали в Батуме. Эти досмотры научили меня многому: я теперь знаю, как можно провести контрабанду, не возбуждая подозрений. Кстати: знаешь, кого мы больше всего подозреваем? Беременных барынь. Нам все кажется, что чрево их состоит из кружев. Но уж тут -- близок локоть, а не укусишь: и рад бы досмотреть, да... Анна не велит...

Ну, начинает светать. Напялю свои большие сапоги, сшитые таможенным солдатом, возьму корзиночку и -- на базар. Эта обязанность лежит на мне. Моя супруга с своим необъятным глобусом-пузом спит до 10 часов и, просыпаясь, находит уже все готовым, так что на себя берет труд только ругаться и отчитывать меня за то, что я, ходя на базар, не берегу свое здоровье. Я выслушиваю и упорно молчу.

Нельзя ли, брате, и мне приткнуться как-нибудь к "Петербургской газете"? Рассказов и хлама всякого литературного у меня столько, что хоть на улицу выбрасывай. В этом мое спасенье: делать нечего, пить не то что не хочется, а просто не хочется -- не из целомудрия и воздержания, а потому что вообще не пьется. Можно дойти даже до того, что и библейские перепелки израильтян вспомнятся. Я -- желательный гость среди нашей интеллигенции (все -- врачи, променявшие свою музу на добывание нефти или на агентуру по перевозке грузов), но и эта интеллигенция далее сытого обеда с послеобеденным сном ничего тебе не скажет. Поэтому я во всякую свободную минуту строчу и не посылаю тебе только потому, что у тебя и без того дела много. Тебе -- не до моих писаний. Но материалу накопилось достаточно. Я давно послал бы эти экскременты, но меня удерживают два фактора: первое, я не могу адресовать "газете", не рискуя своею шкурою, ибо у нас насчет "корреспондента" очень строго, и, во-вторых, в силу первого условия не знаю, куда адресовать. Хотел обратиться к Лейкину, но, зная его, складываю в папку. Кстати сказать: своего октябрьского гонорара я еще не получил, хотя теперь уже чуть ли не начало декабря. Послал ему телеграмму, но уже четвертые сутки нет ответа.

Ты знал меня до сих пор как человека, делающего не то, что нужно. Я остался таким же и до сего дня. Я купил кусок земли и "строюсь" на нем. Что из этого выйдет, не знаю, но, вероятно, нечто целесообразное. И я в результате окажусь собственником. Подробности найдешь в "Осколках", где, вероятно, я буду изображать себя самого в разных видах. Прибавь к этому, что мои ерунды идут до Питера около 1/2 месяца, вылеживаются в папке редактора столько же и попадают в свет чересчур задним числом. Климат виноват!

Последняя страница для меня фатальная: я или не пишу на ней ничего, или пишу поклоны (Митрофан). Посему поклонись сестре, батьке, матери, пожми руку Мишке и веруй твердо, что я вас не увижу ранее 1889 года. Мне не дадут отпуска, если я не умудрюсь добыть его себе. В декабре я жду нового плода. Голодающие бабки повивальные осаждают меня в чаянии будущих родов и, конечно, не получат от меня ни гроша. До парохода осталось еще два часа, а посему не думай, что ты изображаешь из себя единицу. Брат Иван при пяти министрах служил -- и то не важничает. Получил письмо от Андрея Полеваева и целиком препроводил его к Дюковскому. Просит дать ему место. Но он -- полный нуль сравнительно с Митрофаном Егоровичем, который при соответствующем письме уведомляет меня, что Георгий "скучает без дела и ждет дарового билета, чтобы поступить ко мне на службу под мою эгиду". При этом, конечно, и Миличка молится Богу, и Ирина, и Груша (далее следует перечень семьи), и место в раю мне давно уготовано. Но я предпочитаю попасть скорее в ад, чем взять Георгия себе на шею. Удивляюсь дядьке, которому не совестно писать такие письма. Я прислал бы тебе его письмо, но уж очень совестно... за него же. Нуждайся, но не подличай и не лижи без надобности того места, которое дано для сидения.

Теперь, выложивши приблизительно все, отвечаю тебе на твое письмо, присланное в громадном пакете Ивана. В докторах мы ужасно нуждаемся, особенно летом, когда наступает купальный сезон. По легендам, ни один доктор не уехал из Новороссийска без денег. В купальный сезон (начиная с апреля) больных такая масса, что наши доктора-аборигены удваивают цену своих визитов. Я позволяю себе думать, что ты, приехавши в Новороссийск, не только не останешься без практики, но даже кое-что и вывезешь. Я могу и ошибаться, но пишу тебе то, что в данную минуту есть в наличности и что предвидится в будущем. Завлекать тебя к нам в нашу трущобу я не имею ни малейшего желания, но дать тебе совет -- не прочь.

Если ты пожелаешь приехать, я от Керчи до Новороссийска доставлю тебя бесплатно с комфортом, какой полагается на пароходах; и не только тебя одного, но и всю семью, потому что эта музыка мне ничего не стоит, даже в том смысле, что я не только не выпрашиваю билетов на проезд, но мне их предлагают, и я не спешу ими пользоваться. Главное дело, если вздумаешь поехать, не забудь захватить сестру и Мишку. К моменту вашего приезда моя хатка будет готова, а если и не успеется, то для вас будет заготовлена квартира. Цена квартиры зависит от количества приезжающих. Вообще это у нас дорого, но если ты соблаговолишь мне ответить, что ты не прочь приехать, то я на свой несчастный, бедный таможенный счет законтрактую (местное выражение) квартирку рублей за 20 в месяц комнаты в четыре совершенно отдельно от меня. Мясо -- 5 коп. фунт. Остальные продукты -- пропорционально. Поспеши только ответом. При сем к квартире прилагается сарай и конюшня. Лошади в виде одров, жаждущих овса и сена, продаются по 15 руб. за штуку: можешь составить себе целую конюшню для parties des plaisirs {Увеселительных прогулок (фр.).}. Я этих лошадей не покупаю только потому, что всякая поездка кончается у меня нарывом на известном месте и не всегда деньги есть в кармане. Я ежемесячно плачу местному торговцу-бакалейщику 50--60 руб., из которых большая половина приходится на муку "Нестле". Дай мне рецепт, чем кормить моего ребенка. Аппетит у него, как и подобает, но маменька настолько глупа, что я махнул рукою, даже обеими вместе, и только расплачиваюсь. Доктор не берет с меня денег, потому что он -- мой сослуживец по карантинной части. Запор у него или понос, легко объяснимый, тем не менее medicus -- налицо. Я просто удивляюсь его любезности. На его месте я по меньшей мере, если не поругался бы, то наложил бы свои длани на щеки того, кто его зовет без надобности.

P.S. От Лейкина я еще не получил октябрьского гонорара и уже четвертый день жду ответа на оплоченную взад и вперед телеграмму. Не банкрот ли он?

Жму твою руку, советую тебе одеть очки, чтобы прочесть мой почерк и пребываю

Твой А.Чехов.