Мне не сидится. Я приношу из дома бумагу, карандаши и начинаю рисовать моего нового приятеля Диму Прасолова, худого, шустрого и любознательного парня из города Кондрово. Он сидит в белой ушанке на краю моей койки и рассказывает, как его из госпиталя отправили на «губу».
— За что?
— А этот, как его, начальник госпиталя, увидел, у меня волосы выросли, и говорит: сбрить немедленно! А я говорю: чего это сбрить, что у вас, гестапо, что ли? А он разозлился и приказал: на
«губу», на двадцать суток… — Двадцать? И все отсидел?
— Нет, только четыре. Потом был праздник — двадцать третье февраля, и нам всем на «губе» амнистия. Но я рад, что был на этой «губе».
— Почему?
— Потому что на этой самой «губе» сидел один поручик.
— Поручик?
— Да, поручик.
— Какой еще поручик?
— Михаил Юрьевич Лермонтов.
Забегая вперед, хочу сказать, что из всего калейдоскопа лиц и характеров, встретившихся мне в военные годы, Дима Прасолов — единственной, с кем я сохранил дружбу на всю жизнь.
Диме выпала особая судьба: быть трижды раненым и остаться живым, и один pаз убитым, а потом воскреснуть. Через несколько лет после госпиталя он посетил свой родной город и на братской могиле обнаружил свои имя и фамилию, высеченные на черном обелиске среди других, не вернувшихся с войны кондровцев. Потом выяснилось: когда его, раненого, в бессознательном состоянии увезли с Курской дуги, ротный писарь выслал на родину похоронку, и райвоенкомат включил его в список погибших.
Наш разговор и сеанс рисования прерывает сестра:
— Разумовский, в перевязочную на осмотр.
Мой новый врач, энергичная и симпатичная Маргарита Вульфовна, осматривает рану, подносит к окошку мои рентгеновские снимки и решительно заявляет:
— Свищ не закрывается пять месяцев. Хронический остеомиелит надкостницы. Будем чистить кость.
— Как? Опять операция?
— Другого пути нет. Почистим кость, закроется рана — и на выписку. Домой хочешь?
— Да.
Через три дня операция и через месяц домой. Рад? Сестра, перевяжите больного.
— Не надо. Я сам.
Я быстро забинтовываю культю и завязываю концы бинта бантиком. За полгода я научился перевязываться, да и многому другому, что казалось вначале невозможным.
Через пару месяцев я заканчиваю свой армейский путь — полгода запасного полка, три недели фронта и девять месяцев лечения в госпиталях.
Свое девятнадцатилетие и День Победы я встречаю уже дома.