После завтрака начинались занятия, изредка в казарме, как правило, на улице: строевые, огневые, штыковой бой. Первые мы любили, а вторые ненавидели, так как страдали от холода не меньше, чем от голода. Холод мучил нас постоянно, с подъема до отбоя, и только ночью, под одеялами, мы немного согревались и отходили, чтобы с шести утра начать снова мерзнуть.
Почти все время уличных занятий уходило у нас на откровенную муштру. В этом плане Филиппов был неподражаем. Утром нас с винтовками выводили перед казармой на снег, и начиналось:
— Становись!
Мы быстро выполняли эту команду, так как только в строю можно было опустить уши шапок, а мороз был лютый. Что-то не нравилось Филиппову в нашем построении, и отдавалась команда:
— Разойдись!
Мы разбегаемся и ждем.
— Становись!
Стоим в строю.
— Отставить!
Разбегаемся. Трем уши.
— Становись! Равняйсь!
Основная стойка — голова повернута направо, подбородок задран, левое ухо выше правого — вроде все как надо… — Отставить! Поленец! Чего спишь? Равняйсь!
Стоим. Затаили дыхание. Впереди меня ряд рубиновых ушей.
— Отставить! Жигалка! Как стоишь? Левое ухо где? Равняйсь!
Стоим. Вытянули шеи. Не дышим. Ждем.
— Смирно!
Филиппов, не торопясь, обходит строй. Проверяет — на одной ли линии носки, вместе ли пятки, на каком уровне уши.
— Вольно! Опустить уши!
Наконец-то! Закоченевшими пальцами развязываем тесемки ушанок, растираем уши, надеваем шапки.
— Смирно! Шагом… — Томительная пауза… — Марш!
Начинаются занятия по штыковому бою. Два часа мы отрабатываем приемы: «Прикладом бей! Штыком коли!». С ходу втыкаем штык в чучело, бьем его прикладом, а потом, отскакивая, отбиваем ложем винтовки удар длинным шестом с тряпочным шаром на конце, которым орудует проводящий занятия сержант.
— Разойдись!
Мы разбегаемся и потом сходимся в отдельные кучки. Винтовки ставим в пирамиды, можно немного отдохнуть.
Дымят самокрутки, лица солдат сосредоточенны и хмуры, мы давно разучились улыбаться, движения у всех медленные, сонные.
Сержанты собираются втроем и что-то обсуждают.
— Эй! Идите сюда! — кричит Филиппов. Это не команда, что-то в его тоне удивляет нас своей игривостью. Он улыбается.
В руках у него кусок хлеба.
Мы медленно стягиваемся. Хлеб в руках сержанта магнетизирует нас.
— Вот. Смирнов говорит, что пайку хлеба не съесть за сто шагов!
— Ни за что не съесть! — подтверждает ротный писарь сержант Смирнов.
Мы теснимся и наперебой предлагаем себя для испытания.
— Разойдись, чего претесь! — сердится Филиппов. — Кто хочет попробовать?
— Я! Я! Я! Дайте мне!
— Я за пятьдесят шагов зъим! — неожиданно заявляет Жижири. — Я вже пробовал тыи штуки…
Сержант высоко держит пайку. Мы окружаем его плотным кольцом и смотрим наверх. Проходит томительная минута. Сержанты смеются и подталкивают друг друга.
— Дай Жижири, — говорит Смирнов, — уж больно брешет здорово — за пятьдесят шагов! Пусть докажет!
Филиппов еще раз оглядывает нас. Его разбирает смех. На наших лицах напряженное внимание и сосредоточенность.
— Жижири, получай! — Рука опускается, и хлеб переходит к Жижири. Он крепко стискивает его и победно оглядывается.
Напряжение разрядилось. Кто-то отсчитывает двадцать пять шагов и встает на черте. Туда для контроля отправляется Канищев, мы толпой стоим на черте старта. Жижири предстоит пройти двадцать пять шагов туда и вернуться обратно. За этот отрезок пути хлеб должен быть съеден.
Подается команда: «На старт! Пошел!»
С первым же шагом Жижири подносит хлеб ко рту и делает первый укус. Мы следим за ним внимательно и настороженно. Возникает спортивный интерес: съест или не съест?
Сержанты улюлюкают, смеются, Филиппов приплясывает от восторга.
— А ведь съест он, товарищ сержант! — говорит Жаров.
— Ни за что не съест! — уверяет Смирнов.
— Съест! Жижири съест!
— Я бы сейчас полбуханки съел!
Жижири меж тем подходит к черте и поворачивает назад. Челюсти его беспрерывно двигаются, он уже съел половину куска.
Идет он неторопко и заметно замедляет шаги.
— Быстрей! — кричит Филиппов. — Шире шаг! Будешь жилить — отнимем!
Жижири немного прибавляет ходу. Мы впиваемся в него глазами. Осталось двадцать шагов… Пятнадцать… Кусок уже совсем маленький… пять шагов… три… Жижири запихивает в рот последний кусок и, почти не жуя, судорожно глотает.
— Брехун! И здесь сжилил — шаги замедлил! — набрасывается на него Филиппов.
Сержанты разочарованы, проблема осталась неразрешенной, и вообще им надоело.
Я смотрю на Жижири и говорю:
— А все-таки ты не съел за пятьдесят шагов, а хвастал!
— Дурак ты дурак! — на этот раз почти добродушно парирует он. — Им игра, а я хлиба поил!
— Становись! Смирно! Шагом марш! Запевай!
Свободное копирование
