11
Аня — моя... Анечка — внучка Феликса и Нины... Анечка — жена Юры Сахарова, гришиного сына... К сожалению, нам не удалось побывать у них дома, ребятишки, Тимоша и Даня, валялись в гриппе, но Юра и Анечка приходили к Маронам, а напоследок мы даже сфотографировались с Анечкой — она преподнесла нам билеты для поездки на Мертвое море и в Масаду, пришла проводить, помахала рукой вслед экскурсионному автобусу...
«Тум-бала, тум-бала, тум-балалайка...» Меня давно занимало — почему в этой исконно-посконной, исполненной щемящей грусти и бесшабашного веселья еврейской песенке присутствует русская балалайка?.. Я так и не нашел ответа. Зато здесь, в Израиле, в Беер-Шеве встретился с балалайкой, и не просто музыкальным инструментом, а — судьбой...
Анечка кончала музыкальное училище по классу балалайки, а для Юры идеалом женственности были голубые глаза, косы до талии и — балалайка... Они познакомились в Рязани, где Юра проходил врачебную практику, и вскоре она стала его женой...
Анечка пришла к Феликсу, как я и просил, с балалайкой. Не то чтобы красивая, но — артистичная: волосы распущены, отброшены на спину, глаза светло-голубые, всего выразительней — плечи, которыми она поводит, расправляя во время игры, как перед взлетом... И — широкий, отрывистый взмах руки, похожей под расписным, цыганистым платком на крыло... И такая же — до пола — юбка...
Когда уезжали, таможня не хотела выпускать балалайку: художественная ценность... (Действительно, балалайка у нее не стандартная, особенная — она вместе с бабушкой, у которой воспитывалась, ездила в село, к мастеру-балалаечнику, он мастерил привезенную Анечкой в Израиль балалайку целый месяц). Пришлось заплатить — чтоб выпустили... А дальше случилось так, что багаж, отосланный из Астрахани, не пришел, потерялся, на руках остались только — Тимоша, Дима и балалайка...
Вначале жили в Наарии. Была долгая, унизительная процедура с гиюром. Хотелось доказать проводившим экзамены раввинам: я и сама, без вашего гиюра, кое-чего стою... Взяла балалайку, подъехала к отелю, стала играть — не балалаечное, а классику, в переложении для балалайки... Собрался народ, за час-полтора у меня скопилось почти 75 шекелей. Я и потом приезжала к отелю, играла — не столько ради заработка, сколько для себя, чтобы почувствовать себя человеком...
— А теперь?
— Теперь работаю на большом заводе, две тысячи рабочих, сплошь женщины, производим электронное оборудование. Все в белых халатах. В месяц получаю 2400 шекелей. Сижу одна в комнате, в должности оператора, наблюдаю за приборами, которые управляют производственным процессом. В пять утра встаю, за нами приходит автобус. В три часа я уже дома. Раз в год — отпуск. Поездки коллективом на Эйлат. На заводе ценят добросовестных...
— А балалайка?
— На весь Израиль нас пятеро — балалаечников, я одна женщина... Как-то раз меня пригласили в ансамбль, играли в ресторане, но заплатили мало, я сказала: «Моя цена — в два раза больше...» И от дальнейших выступлений отказалась...