Путешествие в Израиль - 4

4

Стена Плача...

Я помнил скульптуру Иосифа Суркина: к выложенной из кирпичей стене приник — не ухом, а сердцем, всей своей плотью — старый еврей, накрыв голову талесом... Он слушает... Он беседует с Богом...

То, что я увидел, мало походило на изображенное Иосифом.

Вова, обладатель машины, вызвался привезти нас к Стене Плача. Кроме Ани и меня, в машине были Света с Илюшечкой, Света тоже была здесь в первый раз. Вова оставил машину сразу за Яффскими воротами, дальше мы шли пешком через еврейские кварталы Старого города, чистенькие, с выложенными камнем улочками-переулками, с развалинами синагоги, ее намеренно не реставрируют, просто укрепили тонкую широкую арку, в которую, если смотреть со стороны, прекрасно вписались развалины... Иногда нам встречались ортодоксы, все в черном, в долгополых кафтанах, иногда и в обшитых мехом шапках... Мы спускались вниз, к площади перед Стеной Плача, по множеству лестниц. На одной из них Вова запросто, по-товарищески заговорил с музыкантом, державшем в руке кларнет. Ему было лет 45, он подрабатывал, собирая мелочь, которую подбрасывали ему туристы, но в этом году, жаловался он, туристов немного, раза в три меньше, чем всегда. Они с Вовой поговорили об общем знакомом, который недавно поехал в Германию на заработки... Вова, как я по-нял, тоже время от времени выходит на угол — с куклами, сценками, собирая вокруг множество детей, это приятно, только вот денег у детишек не водится...

Еще когда мы сходили вниз по широким каменным ступеням, оттуда, снизу, слышалось как бы клокотание, отдаленный густой шум, подобный морскому прибою. Наконец мы увидели с высоты большую квадратную площадь и на ней — массу народа, кишевшего на противоположной Стене Плача стороне. Там собирали в кучу экскурсантов, устраивали перекличку, пели «Шолом-Алейхем», переговаривались, горласто смеялись — разномастно одетые люди, не испытывающие (так, по крайней мере, казалось) никакого благоговения в священном для еврейства месте, не стремящиеся блюсти хотя бы тишину...

Ближе к Стене толпы разделялись на мужчин (у правой части Стены) и женщин (у левой). Мы с Вовой, державшем на плече Илюшеньку, пошли направо. Здесь было довольно много людей, они стояли, растерянно переглядываясь, не зная, что делать дальше. Стена... Чтобы подойти к ней, следовало взять ермолку (их выдавали тут же), точнее — склеенное из картона ее подобие, накрыть ею голову...

Перед Стеной стояло несколько молящихся. В гуле и гаме, накрывающих площадь, трудно было сосредоточиться, ощутить молитвенное настроение. В тех, кто молился, раскачиваясь взад-вперед, что-то бормоча, закрыв глаза, чувствовалось усилие отрешиться от шума, уйти в себя, но люди эти выглядели совершенно неестественно, ничуть не гармонируя с творившимся у них за спиной базаром... Именно — базаром...

В Стене, между каменными блоками белесого цвета, с закругленными от касаний и времени закраинами, я заметил в широкой щели множество записок, сложенных кое-как, производящих впечатление неопрятности, чуть ли не урны... Я подумал, что можно было бы свернуть их поаккуратнее, ведь предназначались они не кому-нибудь, а непосредственно Господу Богу... Мальчуган лет десяти что-то писал, расположась на табуретке, стоя перед нею на коленях, — видимо, тоже некое послание Богу... Поблизости молодой мужчина, румянощекий, с коротко подстриженной бородкой, по форме напоминавшей полумесяц, замер перед Стеной, молча, с углубившемся в себя взглядом, и было похоже, что он — единственный на площади, относящийся к Стене, как положено, и что у него особые взаимоотношения с Богом, они сообщаются между собой наедине, путем прямого чтения мыслей друг у друга...

Когда мы отходили от Стены Плача, картонную ермолку полагалось вернуть. Рядом на столике находилась коробка для пожертвований, в ней горкой лежала мелочь, я бросил в нее несколько шекелей...

Аня вышла из женской сутолоки, держа в руках пачку листовок и брошюрок, навязанных ей агитаторшей от иудео-христиан... Там содержалось и приглашение в их церковь, и отпечатанная на отдельном листке проповедь...

Не такой рисовалась мне Стена Плача, не такими — пришедшие к ней евреи... Базар, базар под открытым небом, синим, знойным, под ярким солнцем, для которого нет ни тайны, ни чуда...

И какой-то нелепостью веяло от картины, на которой — вверху, под золотым шатром, полуяйцом-полусферой, сияла мечеть Омара, а где-то внизу кучковались, шумели, молились евреи...