Америка - 24

27

Летом 1994-го мы с Аней впервые увидели Нью-Йорк...

Миша и Мариша отправились в путешествие по Англии, они в первый раз позволили себе так провести отпуск, а мы прилетели на Лонг-Айленд, где они жили, неподалеку от госпиталя, в котором работала в качестве резидента Мариша, и остались на две-три недели с нашим внуком Сашенькой...

По сравнению с Кливлендом Нью-Йорк был потрясающим. Во-первых, здесь, в отличие от Кливленда, люди не только ездили в машинах — они х о д и л и по улицам. Во-вторых, они были нормальным образом одеты, в отличие от Кливленда, где меньше всего заботились о своей внешности, о некоем эстетическом начале, без которого не обходились в России ли, в Казахстане ли, в Москве или Риге... Нью-Йорк был европейским городом, и в редкие наши поездки в «столицу мира» из Лонг-Айленда наибольшее наслаждение доставляли нам прогулки по улицам, в толпах спешащих, разнообразно и со вкусом одетых людей... Мы побывали дома у Марка Поповского, когда-то напечатавшего в «Просторе» главу из книги о Вавилове — «Тысяча дней академика Вавилова». Поповский принял нас приветливо, рассказывал об Америке, о «Новом русском слове», в котором регулярно печатал очерки об эмигрантах из России, вносивших свою лепту в культуру и науку США, рассказывал и о том, как его «возили в Европу», чтобы поставить редактором какого-то русского журнала... Я спросил, что это значит — «возили»... Поповский усмехнулся и понизил голос, будто нас кто-то мог слышать: «А вы думаете, здесь такие вещи происходят сами собой?.. Без ведома соответствующих органов?..» Я подумал, что это вполне естественно — мало ли кого любая «иностранная держава» может заслать в другую страну под личиной «эмигрантов»...

Но главное наше удовольствие связано было с «общением» с ребятами и Сашкой... В каком-то смысле они уже сделались «американцами», и когда я читал привезенные в Нью-Йорк свои рассказы, Мариша морщила носик и отводила в сторону глаза. Как-то я припомнил засевшую у меня в мозгу фразу критика Аннинского — по поводу того, что моральный, нравственный поступок всегда бывает в ущерб тому, кто его совершает... Мариша встретила мои слова весьма суровой гримаской, сказав, как бы про себя, что для нас это было «всегда так....» Но не придавая особого значения нашим «идейным разногласиям», и Аня, и я после кливлендского одиночества испытывали радость — оттого, что ребята — тут, рядом, не за океаном...