18 августа. «Будущее наступает». Отрывок, который мне почему-то больше других нравится.
После мрака жду света.
Сервантес
Пустынны равнины Кастилии. Ночь.
Грустнеет месяц двурогий.
Проникнутый лунной романтикой, я
Одиноко бреду по дороге.
Тихо. (Конечно, не так тихи
Ночи на острове Яве...)
Мне даже хотелось слагать стихи
И в них тишину эту славить...
«От Севильи до Саморры
Тихим сном Испанья спит,
Не поют тореадоры
И не слышно Карменсит.
Серебрят леса каштанов
Бледнолунные лучи.
В тишине куются планы,
В тишине куют мечи,
И на площади Алькалы
С черным грандом на коне
Маршируют генералы
В этой страшной тишине...»
Но вдруг я услышал тяжелый вздох
Под синей тенью маслины.
Поближе я подошел — и охнул
при виде такой картины:
Рыцарь! Представьте — из средних веков
Рыцарь в доспехах и шпорах!
Я в книжках читал про таких — но живых
Не видел еще до сих пор их!
Но он, смешной и печальный, был здесь —
Прошлого странным осколком...
И вдруг я заметил: его чулок
Заштопан зеленым шелком!
Кто не запомнил того чулка?..
— Ты ль это, бессмертный романтик?
О славный мой предок, тебя я узнал
Ты —Дон-Кихот из Ла-Манчи!
О угнетенных опора и щит!
На вас не надели колодки?
Не рыцарский вид ваш сегодня дивит,
А вы — без тюремной решетки!
Ведь справедливость, свободу, права
Изъял генерал из Испаньи,
Но ваша бунтующая голова
Все в том же великом мечтаньи?..
И ваш романтизм, — я дону кричал,
Рушит ли жизни сердцу?..
Я знаю: по латам вы — феодал,
Но демократ по сердцу!
С кем ты боролся, кого спасал,
Мне расскажи поскорее!
И где же великий Санчо Панса,
И где же твоя Дулъсинея ?..
Кихот улыбнулся грустно в ответ
И тихо сказал мне:
«Да, я живу четыреста лет,
Ты видишь меня не во сне,
Но за эти века стал я другим —
Не безумцем на Пенья-Побре,
Меня называют по всей стране
Алонсо Кихана Добрый...»
Плывут облаков овечьи стада,
Раздался совиный крик.
«Санчо давно в тюрьме, туда
Привел его язык.
А Дулъсинея, сказать я могу,
Оклеветана лживой прессой:
Любая крестьянка ни на дюйм
Не ниже любой принцессы».
Он долго молчал . И тень от олив
Стала длиннее. И вот,
Усмешкой тонкие губы скривив,
Заговорил Дон-Кихот:
«Испания — это большая тюрьма,
И, как я замечаю,
Одни испанцы в тюрьме сидят,
Другие — тюрьму охраняют...
Но сколько еще испанцы будут
Гнуться смиренно в позорном бессильи?..
Помощи с неба?.. Не будет оттуда,
Кроме церковного звона и гуда,
Сколько б ее ни просили!
Вспомните тридцать шестой!
Ни страха, ни сомненья...
Вы умирали стоя,
Но не ползали на коленях!»
Кихана умолк. Лунный свет
Блестел у него в глазах.
— Куда же идешь ты?.. — И мне в ответ
Торжественно он сказал:
— Я слышу борьбы и свободы набат,
Я рыцарь последний,
Я вечный солдат.
И вот Алонсо Кихана —
Трубите, герольды! Пусть слышит весь мир! —
Идет на последний Великий Турнир —
Идет в отряд к партизанам!..
Свободное копирование
