С. П. Игельстром - 4

***

У Софьи Петровны был замечательный дар переводчицы. Она записывала речи ей одной понятными сокращениями, потом выходила на трибуну и переводила слово в слово, как бы длинна речь ни была. Когда в 1927 году в Москву приехал генеральный секретарь Великобританской Федерации Горняков, Кук, и говорил в Большом театре ровно два с половиной часа, Софья Петровна перевела его речь так блестяще, так остроумно передала все нюансы его образной речи, что зал встал и минут пятнадцать бешено ему аплодировал.

Да, Софья Петровна много сделала для большевиков. А заплатили они ей «чертовыми черепками».

Недавно, будучи в Финляндии, я узнала от тамошних старожилов, что и Софья Петровна, и ее муж были сначала белыми эмигрантами. Потом сменили вехи и перекинулись на сторону большевиков. А затем, вернулись в Москву. И все же, только потому что ее отец был когда-то генерал-губернатором, ее сняли с работы, на которой в СССР — я это утверждаю — никто лучше ее не смог бы справиться. Она была самой лучшей советской переводчицей.

С большим трудом ей удалось восстановить себя в профсоюзе и получить другую должность. Теперь она работает совсем не по специальности, так как ее богатейшие лингвистические способности — она знает шесть языков в совершенстве — лежат под спудом. Провожая меня, она жаловалась, что с трудом отстаивает свою комнатку в Доме Советов, что ей почти ежедневно угрожают выселением и что-тогда ее положение станет совсем уже невозможным, потому что нанять комнату по вольному найму — это значит надо платить минимум 300 рублей в месяц, а она получает за свою работу только 275 р.

— Не хотела ли бы ты бежать за границу? — спросила я ее.

Она грустно улыбнулась.

— Нет, я сожгла свои корабли…

Чтобы закончить эту картинку из советского быта, хочу рассказать еще один случай с тем же Ибаньесом.

В 1932 году приехала на первомайские торжества в Москву, в числе других, и испанская делегация. В Москве испанского переводчика днем с огнем тогда было поискать — теперь, думаю, их расплодилось, в связи с испанскими событиями, десятки. Заведующий Комиссией Внешних Сношений Гурман был в совершенном унынии. Где взять испанского переводчика?

Я рискнула напомнить об Ибаньесе. Он уже давно считался оппозиционером и троцкистом, и о нем последние годы совершенно забыли. Я знала, что Софье Петровне приходится его содержать, и что она будет рада, если он хоть что-нибудь заработает. Гурман радостно ухватился за мое предложение. Послали за Ибаньесом. Он явился к Гурману с очень вызывающим видом и заявил, что меньше, как за двадцать рублей в день не поедет с делегацией. Ему дали двадцать рублей. Он поехал, но уже с дороги в штаб делегации стали поступать тревожные сведения. Ибаньес много пьет, водит делегатов в городах, где они останавливаются, под видом прогулки, в самые грязные районы, ведет среди них «троцкистскую» пропаганду. Когда переводчица-коммунистка — чрезвычайно редкий случай! — пыталась его немножечко обуздать, он по-испански стал ругать коммунистов вообще и вести себя совсем уже вызывающе. Делегацию поспешили вернуть в Москву, и был превеликий скандал. Гурман напал на меня, что я ему порекомендовала троцкиста, я отговаривалась тем, что совсем не подозревала о состоянии ума Ибаньеса, словом, неприятностей было много, но Ибаньеса все же не арестовали, как это сделали бы со всяким русским переводчиком на его месте, а просто запретили приглашать его к делегациям.