Находясь в ИТК № 4, пришлось пережить очень болезненный для меня инцидент, оставшийся до сих пор в моей памяти и на моей совести, а дело заключалось в следующем: проходивший на Дальний Восток эшелон с заключенными, главным образом из только что освобожденных прибалтийских стран и Белоруссии, остановился в Челябинске для санитарной обработки. Часть заключенных была доставлена в нашу колонию, в их числе оказался старик — профессор математики и физики Рижского политехнического института. Его осудили на 10 лет за сотрудничество с оккупантами, выразившееся в согласии продолжать преподавание в институте (как говорил он).
Узнав от кого-то о том, что я имею возможность попросить начальника ППЧ колонии Богданова о его оставлении в Челябинске в ИТК-4 работать в мастерских, он обратился ко мне, умолял, просил со слезами на глазах помочь ему, говорил, что он сможет принести мастерским пользу, будем выполнять какую угодно работу, лишь бы не попасть в этот вагон, где полно «мерзких людей».
Он оправдывал свою работу в институте в период оккупации тем, что ему надо было кормить семью, только в этом он виноват. Когда он упал передо мной на колени, умоляя спасти его, помочь ему, мне было до глубины души его жаль но, вставало «но», вызывавшее серьезное колебание. Что-то второе говорило во мне «не обещай», «не делай этого». На тебя и так уже некоторые смотрят косо за рекомендацию людей с пятьдесят восьмой статьей, этого человека ты не знаешь совсем, как ты можешь просить за него? А тут подошел еще Вильчик, отозвал в сторону и говорит: «Зачем этот профессор нам нужен? Только будут одни неприятные разговоры и почва для кляуз. Я бы не стал хлопотать за него и тебе не советую». И я отказал старику.
На другой день эту группу увели на станцию, а на следующий день профессора привезли в колонию мертвым. Как выяснилось, эшелон еще стоял на запасных путях, ночью уркачи решили снять с него пальто, очень хорошее, почти новое, он стал сопротивляться и они его задушили. Мне было очень тяжело, я считал себя косвенным виновником его гибели.