В конце июля или начале августа меня неожиданно вызвали в третий отдел. В чем дело, что им от меня надо? Вошел в кабинет — сидит за столом майор. Не здороваясь, предложил сесть. Достал какую-то папку, открыл ее и про себя начал читать первую страницу. Она мне хорошо видна. На ней много всяких резолюций, написанных и красным цветом, и черным, и синим. Ну думаю, какая-то, наверное, кляуза. Готов к отпору. Теперь я ученый, не новичок. Прочитав эту страницу, отложил папку в сторону. Из другой извлек какой-то печатный бланк, напоминавший протокол допроса.
Это и был протокол допроса. Ну, подумал, начинается история сначала. Майор посмотрел пристально на меня и задал вопрос: «Вы писали что-нибудь в Верховный Совет?» Писал, ответил я. «Тогда вот что: мне необходимы ваши показания по затронутым вопросам в вашем письме, оформить в виде протокола допроса. Факты будете говорить только касающиеся лагерей. Тюрем и следствия не надо, т. к. те работники получили соответствующее наказание, поэтому на них останавливаться незачем. Рассказывайте все по порядку, как было изложено в вашем письме». Каждую страницу я должен был подписывать; протокол получился в несколько страниц. Я был удивлен его спокойному вежливому тону, просто не верилось. Значит, дошла моя рисковая писанина и, очевидно, никаких печальных последствий для меня не принесла.
Когда протокол был закончен, он поинтересовался, где я работаю. Я довольно резко ответил: «Странный вопрос, гражданин начальник, как будто Вы не знаете, где могут работать „контрики“, в создавшихся условиях в связи с войной — только с ломом в руках, или тачки гонять, или лес пилить». Он улыбнулся и заявил: «Вот это вовсе не обязательно. Вы свободны, идите».