Но самые сладостные воспоминания связаны у меня с рождественским сочельником. Этот день был всегда единственным, лучшим днем в году. Большая столовая с утра запиралась, и доступ в нее был строжайше воспрещен. Нас держали в других комнатах и сторожили, чтобы мы не вздумали подглядывать, что творится там, в таинственной столовой. Впускали сюда только вечером, и хотя мы по прошлым годам отлично знали как свои пять пальцев все, что нас там ожидало, но, когда широкая дверь раскрывалась и высокая, вытянувшаяся до самого потолка елка ослепляла нас своими сверкающими огнями и бесчисленными украшениями, нам вновь и вновь казалось, что ничего подобного мы еще не видали. Но самое драгоценное лежало внизу, под ветками, свисавшими до пола под тяжестью всяких лакомств: тут каждого ожидал его рождественский подарок, который был принесен "добрыми феями" или "духами".
Я получал всегда какие-нибудь рисовальные принадлежности, так как наряду со страстью к строительству давно уже был одержим и страстью к рисованию. С годами она так разрослась и углубилась, что совершенно вытеснила строительную. Я целыми днями рисовал, изводя пропасть бумаги. Рисовал все, что взбредет в голову, но больше всего любил срисовывать из "Нивы" портреты генералов. Когда началась страсть к рисованию - не помню, но достаточно сказать, что не помню себя нерисующим, не представляю себя без карандаша, резинки, без акварельных красок и кистей.
Генералы пришли вместе с русско-турецкой войной, в 1877 году, когда мне было шесть лет. Помню, с каким нетерпением ожидал я каждого нового номера "Нивы" и других русских журналов: дедушка выписывал только русские, запрещая подписываться на немецкие, которые выписывались контрабандой двумя сестрами бабушки.
В Чертеж ежегодно приезжал А.С.Будилович и разучивал со мною крыловские басни, давая объяснения, помнится, плохо мною воспринимавшиеся. У него не было умения и навыка подходить к детям и приноравливаться к их психике. Из всех его рассказов остались в памяти только обрывки русской истории по Иловайскому. Впрочем, рассказы из русской истории я слыхал в Чертеже и непосредственно из уст самого Иловайского, весьма почитавшегося дедушкой.
Иногда мы совершали небольшие поездки в окрестности. В пяти километрах было село Борово, в котором бабушкина сестра была замужем за священником. Ее дочь Аделина Александровна вышла впоследствии замуж за Юрия Юрьевича Ходобая. Помню, какое незабываемое впечатление на меня произвело "апельсиновое дерево", с которого мне сорвали огромный апельсин. Дерево было в кадке и было простым олеандром, к веткам которого искусно привесили апельсин. Иллюзия была полная.
Свободное копирование
