По каким каналам руководство Сопротивления осуществило связь с нашим центром, мне тоже не было известно. Организационная структура нашей группы, а тем более всего движения Сопротивления, была тщательно законспирирована. Долгое время я знал только одного Вилли и через него получал задания. Как и в Эссене, я старался знать о подполье только то, что нужно было для дела. Впрочем, когда я стал участвовать в операциях венских подпольщиков, круг моих контактов расширился.
С Марией я продолжал поддерживать видимость отношений — изредка звонил, но под разными предлогами избегал встреч. И все же мне было искренне жаль ее, на большее у меня не было ни времени, ни особого желания. Позднее в деликатной форме я дал ей это понять, и наша связь прекратилась.
Зимой 1944 года мне пришлось побывать в Кракове, откуда я привез переданные польскими подпольщиками сведения о секретном полигоне для нового оружия гитлеровцев — «фау-I» и «фау-2». Его фашисты намеревались применить теперь на Восточном фронте. Потребовались уточнения полученных сведений.
Мне было поручено узнать состав и место изготовления одного из компонентов горючего, поставляемого на полигон в закрытых контейнерах фирмой австрийского промышленника фон Кеслера.
Ему принадлежал ряд заводов по выпуску парфюмерной продукции, а также по переработке целлюлозы. Часть заводов и сырьевых баз находилась за пределами Австрии. Раздобыть нужные сведения мне посоветовали через его жену, Элизабет фон Кеслер. Она была польского происхождения со стороны матери, родилась в России и знала русский язык. С мужем у нее были весьма прохладные отношения. Фактически их связывал лишь совместный капитал, вложенный в дело. Каждый вел самостоятельную жизнь, имел свой круг друзей и знакомых. Элизабет была вдвое моложе мужа, считалась одной из красивейших женщин Вены, отличалась хорошим вкусом и острым умом. В круг ее знакомых входили видные промышленники, влиятельные чиновники и военные. По воскресеньям она посещала русскую православную церковь, а по средам — эмигрантский клуб, куда попасть можно было только по приглашению.
В ближайшее воскресенье я отправился в церковь. Этот единственный в Вене русский православный храм стал местом, где собирались почти все немногочисленные жившие тогда в австрийской столице русские. В то воскресенье здесь совершался свадебный обряд. Грузинский князь-эмигрант женил своего сына на русской девушке. На молодом князе была белая черкеска с серебряными газырями, на невесте — белое платье с длинным шлейфом, который поддерживали четыре мальчугана, тоже в черкесках, с маленькими кинжалами на поясах. Жених и невеста были молоды и недурны собой. Я оказался словно в старой, дореволюционной России.
Протиснулся внутрь церкви. Услышал церковное пение, вдохнул ни с чем не сравнимый церковный воздух, насыщенный запахом ладана и горящих свечей.
Здесь, на чужбине, было особенно дорого слышать родную речь,
Правда, она несколько отличалась от привычной мне и напоминала скорее слог героев из книг Чехова или Куприна.
Свободное копирование
