Мое личное положение в комитете было довольно своеобразное. Я сам первоначально не был даже его членом (как помощник уполномоченного), но, по ряду причин, я сразу получил возможность действовать в более широком масштабе, чем это обычно выпадало в удел лицам, носившим то же скромное звание «помощника», как я. Еще до того, как я стал полноправным уполномоченным, иные робкие члены комитета приходили ко мне, как Никодимы, чтобы провести под моим флагом то или иное упорядоченье работы, о котором не смели сами говорить с Вырубовым. В штыки принял меня лишь заведующий медицинским отделом, доктор Богутский. Очень властный человек, он вообще не допускал принципа независимого контроля в своем отделе. К тому же д-р Богутский, сам поляк, проводил усиленную полонизацию своего отдела: в подборе служащих, даче заказов и т. п. На этой почве у меня с ним были тоже некоторые трения, а потом с Герасимовым у него совсем испортились отношения. Как человек, Богутский был неприятный, но в живом уме и организаторских дарованиях ему отказать было нельзя.
Со мной одним — путем компромиссов с обеих сторон — дело еще как-то шло, но с приездом Герасимова — нашла коса на камень! Тут мне уже пришлось не столько воевать с Богутским, что я делал до приезда Герасимова, как стараться как-то смягчать их столкновения, которые я считал прежде всего вредными для дела.
Герасимов решил поставить вопрос работы Комитета Северо-Западного фронта во всей его широте и резко:
«Не стоит контролировать, надо переорганизировать все».
В сущности, он был прав, но он — несправедливо — не видел положительных сторон деятельности Вырубова, Богутского и других, а только отрицательные. Вырубов и Богутский, конечно, не смогли сдаться без боя и, я думаю, бой этот против Герасимова у кн. Львова они бы выиграли. Но дело сложилось иначе. Пробывши всего несколько дней в Варшаве, Герасимов был срочно вызван в Смоленск (обе должности были, конечно, несовместимы). А тут наступила эвакуация Варшавы, дальнейшее отступление нашей армии, поток беженцев, вспышки холеры... Переорганизовывать уже не приходилось, необходимо было спешно работать, исходя из фактического положения вещей и стараясь как-то ввести его в рамки.
Все три главных действующих лица комитета разъехались: Вырубов и Богутский где-то разъезжали, хотя их место было в центре, а Герасимов, как я уже сказал, был в Смоленске. Как-то само собой вышло, что подобрать временно упавшие вожжи власти в центре пришлось мне (из Варшавы наш комитет, как и штаб фронта, перешел в Минск). Одной из причин моего «возвышения», не имевшего под собой никаких законных оснований, была необходимость сноситься с высшими военными и гражданскими властями, а никто из наших «третье-элементных» уполномоченных совершенно не умел этого делать, да и действительно, они были для этого неподходящи и отношение к ним властей, при тогдашней психологии, было бы недоброжелательное.
Свободное копирование
