Окончание института
Но вот пролетел четвертый курс, нас с Эдуардом младшим перевели в новый, третий студдом, с нами поселили Петю из Работок, корпусника, и Алексея, парня из Правдинска на два курса младше, мастера спорта по конькам. Почему-то в шутку мы присвоили ему псевдоним «Поршень». Надо сказать, что студенты моего времени, хотя и были менее жестоки, чем дети, но доставляли своим друзьям порой немало неприятностей в виде «шуток». Это и падающая швабра, выливающееся при входе в комнату на голову входящего ведерко воды, прибитые к полу тапочки, и наполненный чайником воды расползшийся по поверхности матраса презерватив, аккуратно накрытый простыней и лопающийся при попытке лечь на него. Издевались мы таким образом и над Петей, и над Лешей, пока они не стали полноценными членами нашего коллектива. Еще бы, конькобежец Поршень выпивал с нами редко — тренировки, соревнования, но когда веселящая жидкость у нас кончалась, он, не участвующий в возлиянии, немедленно подключался: «Ребята, давайте я сбегаю!» и бежал в Кирилловский магазин исключительно в целях тренировки.
Я сам к этому времени затвердился во второй команде института по баскетболу, но в первую не проходил, как я сейчас понимаю, вследствие недостаточной физики (скорости дриблинга, прыжка) и неправильного понимания функций разыгрывающего защитника. Тренируясь с ребятами из первой команды или с городскими звездами В. Худовым, Б.
Дьячковым из вечных соперников политехов — строительного института, в играх двое на двое, трое на трое я им ничуть не уступал в защите и забивал как с точки, так и в проходе не хуже чем они (поэтому они меня и приглашали), а когда начиналась игра пять на пять, то все мои навыки куда-то пропадали. В команде менялись тренеры: В. Ковалев, Ю.
Свиридов, В. А. Темченко, а к моему шестому курсу команда вовсе осталась без тренера, и я взял на себя его функции, с чем ребята были почему-то согласны, но я был скорее не тренер, а организатор.
На пятом курсе я вдруг пристрастился читать журнал «Судостроение», порой даже не понимая сути вопроса, излагаемого в специальных статьях, а также реферативные журналы по судостроению, причем без рекомендаций преподавателей. С преподавателями было по-разному. По происшествию лет многих уже не помню — значит, они не оставили от себя ничего или ничего хорошего. Яркое впечатление оставили лекции А.С. Хряпченкова по котлам, обратное — доцента В.Н. Свободова по двигателям внутреннего сгорания, известного в г. Горьком двигателиста. Однако ему, видимо, было в тягость читать лекции, и поэтому он легко «покупался» на возглас с задней парты: «А вот в Южной Америке, говорят, есть рыбка…» и час занятий рассказывал нам о пираньях Амазонки и обитателях джунглей Южной Америки. Звенел звонок, он спохватывался, что не донес до нас важное по теме занятия, и задавал это на самостоятельную проработку. Итог: несмотря на то, что я получил у него «пятерку», знания по теории двигателей внутреннего сгорания после окончания института у меня практически отсутствовали.
Преддипломную практику уже на шестом курсе я проходил в Опытном конструкторском бюро машиностроения (ОКБМ), получившем в 1964 г. такое название после реорганизации в системе управления атомной отраслью. Возглавлял эту организацию И.И. Африкантов, известный тогда в узких кругах конструктор и организатор работ по созданию ядерных реакторов и оборудования для атомной промышленности, гражданского и военно-морского флота, доктор технических наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий. Практика плавно перешла в работу над дипломным проектом по тематике ОКБМ, который из соображений секретности выполнялся в стенах ОКБМ. Все шло к тому, чтобы после получения диплома я оставался работать в одном из конструкторских отделов ОКБМ, но внутри меня грыз червячок сомнений. Причина, видимо, имела давние корни. В мае 1961 г. от кораблестроительного факультета отпочковался новый закрытый физико-технический факультет, организатором которого был И.И.
Африкантов. Нам, студентам уже третьего курса, предложили выбор: оставаться на кораблестроительном факультете или перейти на новый факультет. Многие написали заявление о переводе, но не я — что-то меня держало, и приобщаться к передовым технологиям почему-то не хотелось. Вот и перед защитой дипломного проекта в ОКБМ внутри меня зазвучала музыка дальних дорог, и я задумался о другом месте своей дальнейшей работы. Петрозаводск? Но климат там хуже, чем в Сибири. Херсон? Я колебался. Когда однажды я приехал с соревнований (я там не играл, а судил), мой дружок Эдуард Мельников, с которым мы было написали запрос на один из Херсонских судостроительных заводов о возможности работы после окончания института, радостно сияя, сообщил мне, что на факультет пришел запрос с Дальнего Востока, и он (Эдуард) дал согласие на работу в Комсомольском-на-Амуре вечернем политехническом институте, и если я согласен, то места еще есть. Победила романтика, дал согласие и я, думая при этом, что отработаю годок и подамся дальше, во Владивосток или на Сахалин, а может быть на Камчатку или на Курилы.
Свободное копирование
