10 августа 1941г от перрона Днепропетровской станции Лоцманская отошёл состав, который вёз на Урал в эвакуацию жителей Днепропетровска. Пассажирских вагонов не хватало, ведь эвакуировались миллионы жителей из западных районов СССР, поэтому эшелон был составлен из товарных вагонов. В вагоне №36 находилась моя семья: мама, бабушка, тётя Рая, мой брат Юра и я. Мне ещё не исполнилось 7 лет, а Юре – 11. В семейном архиве сохранилось 3 документа, предшествующие эвакуации: справка из военкомата о том, что отец призван в армию; справка о том, что моя мама является женой военнослужащего и эвакуируется из Днепропетровска с семьёй; посадочный талон в вагон №36, напечатанный на пишущей машинке расплывающимися синими буквами. Два последних документа подписаны комендантом Днепропетровского гарнизона майором Цикитишвили. На обороте справки из военкомата имеются отметки о выплате пособия семье офицера – 250 рублей в месяц. (Мой отец имел звание военврача 3 ранга, это соответствует теперешнему капитану). Для оценки величины этой суммы отмечу, что перед войной среднемесячная зарплата рабочего составляла 324 рубля.
Хочу отметить, что перед государством встала грандиозная проблема – после неудач первых дней войны вывезти из западных областей страны, которые будут временно заняты противником, на восток– за Урал - сотни тысяч жителей и оборудование сотен промышленных предприятий. Это необходимо сделать в короткий срок и в условиях войны, т.е. при бомбёжках и нехватке всех видов ресурсов. В основном эта задача была выполнена.
Наш эшелон шёл на восток. Позади остался Днепропетровск, город, в котором я родился; город, к которому приближалась война; город, который уже бомбила гитлеровская авиация; город, где во дворах выкопали так называемые щели – узкие ямы, в которых нужно было прятаться во время бомбёжки; город, где в школьных дворах стояли зенитные орудия, обстреливающие вражеские бомбардировщики; город, где на стёкла в домах были крест-накрест наклеены бумажные полоски, предохраняющие стёкла от разрушения взрывной волной.
Мы ехали в теплушках - крытых товарных вагонах, в которых справа и слева от раздвижных дверей были сколочены деревянные нары. Больше ничего в вагонах не было, все удобства – на улице при остановке поезда. В каждом вагоне ехало несколько семей. С собой можно было взять минимум вещей и продуктов. Как только мы погрузились, мне захотелось выпить стакан молока, хотя раньше молоко я не любил. Молока с собой у нас не было. Воду, в том числе горячую, можно было набрать на станциях. Из здания вокзала на каждой станции были выведены трубы с холодной и горячей водой, причём кранов не было, вода текла постоянно. К этому месту бежали люди с чайниками и кастрюлями, образовывались гигантские очереди. При этом нужно было постоянно следить за своим поездом, так как он мог поехать в любой момент, ведь никакого расписания движения не было. Чаще всего на станциях стояло несколько железнодорожных составов одновременно и к вокзалу нужно было пробираться под вагонами, рискуя попасть под колёса, если состав тронется. Многие люди отставали от своего эшелона, а дети терялись. (Кстати, через много лет после войны, во время поездок по своим многочисленным командировкам я неоднократно видел эти сохранившиеся трубы и надпись „КИПЯТОК“ на стене. Хочу ещё отметить, что в здании каждой станции можно было напиться. Для этого служил большой эмалированный бачок с водой литров на 20-30, к крану которого на цепи была прикреплена металлическая кружка, из которой пили все). В дневное время налетали фашистские самолёты, бомбили эшелоны и даже санитарные поезда, в которых с фронта везли раненых, несмотря на то, что на крышах санитарных вагонов был нарисован большой красный крест. Ехали мы очень долго, несколько недель. Эшелон подолгу стоял на станциях, а иногда - в чистом поле. Нам очень повезло: мы ни разу не попали под бомбёжку, хотя на третий или четвёртый день видели её результаты: валявшиеся на откосах железнодорожного пути разбитые вагоны.
От этой длительной поездки у меня осталось воспоминание – запах паровозного дыма. Это запах горящего угля, который ветром заносило в дверь теплушки. В последующие годы я часто ездил по железной дороге, и каждый раз, почувствовав запах дыма, я вспоминал 1941 год. Но техника развивается, и в начале 60-х годов паровозы на железной дороге можно было увидеть только на запасных путях узловых станций, где они стояли десятками. Их долго не сдавали в металлолом, так как считалось, что в случае войны - при перебоях в подаче электроэнергии - вместо электровозов будут работать паровозы.
Ещё запомнился маленький эпизод. На какой-то станции мама купила несколько пирожков. Ей сказали, что это пирожки с рыбой. Мама надкусила пирожок и увидела внутри какое-то животное с торчащими костями. Ей показалось, что внутри пирожка мышь. При подробном рассмотрении оказалось, что это целиком запечённая в пирожок небольшая рыба – с головой, чешуёй и внутренностями. Местные жители так целиком этих рыбок и едят.
Свободное копирование
